Воспоминания советского посла. Книга 1

В конце 1907 г. Чичерин был выслан прусскими властями из Германии и поселился в Париже. Здесь он принимал активное участие во французском социалистическом движении, а также играл крупную роль в кругах русской политической эмиграции.

Г. В. Чичерин в годы эмиграции

Вспоминая сейчас духовный облик Чичерина, я склонен думать, что в его характере было что-то, роднившее его с революционерами 70-80-х годов прошлого столетия. Поставив крест над своим прошлым, Георгий Васильевич с какой-то необузданной страстностью отдался тому новому миру, в который он вступил. Он стал фанатиком и ригористом в своих действиях, мыслях, поведении, образе жизни. В прошлом Чичерин любил изысканно и богато одеваться — теперь он стал носить только дешевые рабочие костюмы. В прошлом Чичерин любил хорошо поесть, понимал толк в дорогих винах — теперь он стал вегетарьянцем и абсолютным трезвенником. В прошлом Чичерин любил театр, оперу, балет — теперь он совершенно отказался от каких-либо увеселений. В прошлом Чичерин прекрасно играл на рояле — теперь он перестал даже думать о музыке. В прошлом Чичерин тратил много денег на себя — теперь он стал жить спартански, а все свои средства передал партии. После вступления в РСДРП Чичерин считал, что революции, только революции должна быть отдана каждая минута его 24 часов. Свой аскетизм Чичерин проводил так строго, последовательно, прямолинейно, что иногда просто поражал нас, эмигрантов плебейского происхождения: до таких крайностей в быту мы никогда не доходили, да и не считали нужным доходить.

Как сейчас вижу Чичерина тех дней. Его полутемная мансарда глядела своим единственным окном на закопченные лондонские крыши. В ней было сыро и неуютно. Посредине стоял простой четырехугольный стол без скатерти, на котором в каком-то фантастическом беспорядке перемешивались книги, газеты, письма, тарелки, чашки, объедки колбасы, недопитые бутылки лимонада. В углу находилась небрежно застланная кровать, на которой Чичерин любил сидеть во время разговоров с посетителями. На полу, вдоль стен, подымались горы сваленных в кучу бумаг, газет, тетрадей, памфлетов, листовок, толстых словарей, пузатых справочников, многотомных энциклопедий. Горы эти были так высоки, что доходили до подоконника, и так широки, что между ними и столом едва можно было протиснуться человеку. Печатные материалы буквально затопляли комнату, их шелестящие волны все больше захлестывали даже чичеринскую постель. Все это, конечно, было покрыто густым слоем пыли и лондонской копоти, заставлявших чихать каждого гостя. Хозяйка дома вначале пыталась вести борьбу с хаосом, царившим в комнате странного постояльца, но, убедившись в тщетности своих усилий, скоро махнула на Чичерина рукой.

Впрочем, дома Георгий Васильевич бывал мало: только ночью и утром. Уже тогда у Чичерина развилась привычка работать очень поздно, до двух-трех часов ночи, привычка, еще более усугубившаяся позднее, в годы его деятельности на посту народного комиссара иностранных дел. Около полудня Чичерин обычно покидал свою мансарду и начинал путешествие по Лондону. Он был очень активен, секретарствовал в меньшевистской группе, участвовал в разных организациях и кружках, всегда что-то устраивал, всегда кому-то помогал, всегда о чем-то совещался с товарищами. Дела было много, и день уходил незаметно. Поздно вечером Чичерин возвращался в свою мансарду и, наскоро поужинав, принимался за ночную работу.

А работы была уйма. Она как-то самопроизвольно рождалась и множилась, вытекая из особенностей его натуры. В характере Чичерина было много благородства и страстной преданности делу. Чем бы Чичерин ни занимался, он всегда хотел получить наилучшее из всех возможных решений. Он всегда старался все предусмотреть, обо всем позаботиться, ко всему быть готовым.

Помню, как-то в начале 1913 г. я совершил довольно обычное в те времена «рефератное турне» по эмигрантским колониям Бельгии и Франции. Устраивал это «турне» Чичерин, живший тогда в Париже. Надо отдать ему справедливость, все было организовано прекрасно, и мои доклады на собраниях колоний происходили в срок и при переполненных залах. Но какой энергии это стоило Чичерину! Сколько писем и телеграмм он отправил в связи с моей поездкой! Сколько самой трогательной заботы он проявил в отношении меня, аккуратно извещая о расписании пароходов и поездов, которыми я должен был пользоваться, об адресах квартир, где я должен был останавливаться! Георгий Васильевич не гнушался никакой черной работой, если то было необходимо в интересах дела.