Воспоминания советского посла. Книга 2

Филипп Сноуден тоже был моим старым знакомым времен эмиграции. Вместе с Макдональдом Сноуден тогда играл крупную роль в Независимой рабочей партии. Выходец из мелкобуржуазных кругов, он получил скудное образование и постоянно пополнял его усиленным самовоспитанием. Сноуден сидел на скамьях парламента от Блэкберна — черного, закопченного ланкаширского города — и всегда искал случая вонзить в противника клинок своего красноречия. Именно клинок. Хромой, желчный, с острыми чертами лица Сноуден был прекрасный оратор, по оратор едкого, язвительного, саркастического стиля.

Во время первой мировой войны Сноуден, подобно Макдональду, занимал пацифистски-антивоенную позицию и за это подвергался со всех сторон травле. Однако он твердо вел свою линию.

Подобно Макдональду, Сноуден с энтузиазмом приветствовал февральскую революцию в России. В марте 1917 г. он вместе с Макдональдом выступал на большом митинге в Кингсуэй, посвященном этой революции. Сноуден произнес тогда очень сильную речь.

В мае 1917 г., уезжая в Россию, я зашел к нему домой попрощаться. Сноуден жил тогда в небольшом домике в Голдерс Грин (северо-западный район Лондона) и встретил меня с теплотой и дружественностью, которые были не часты в этом озлобленном человеке. Мы сидели втроем — я, Филипп и его жена Этель — в кабинете хозяина и как-то особенно проникновенно говорили о русской революции и о перспективах, которые она открывала. Сноудены желали мне всякого успеха на родине и осторожно, намеками выражали беспокойство за мою личную судьбу: ведь течение всякой революции так изменчиво! Ведь во время революции все может случиться!..

Теперь, спустя 15 лет, мне захотелось возобновить это старое знакомство. Вернее, захотелось посмотреть, можно ли его возобновить. Ибо с того дня, когда я прошелся со Сноуденами в Голдерс Грин, слишком много воды утекло и, насколько я слышал, слишком сильно изменились сами Сноудены. Все-таки я решил попробовать.

В темный ноябрьский вечер я ехал к Сноудену в его загородный дом, расположенный милях в 40 от Лондона, и мысленно перебирал события, совершившиеся в течение этого 15-летнего промежутка…

Этель Сноуден в 1920 г. была в Москве в составе лейбористской делегации, посетившей Ленина, и вернулась из Советской России «совершенно разочарованной». Из всей великой революции она заметила, кажется, только клопов, которые атаковали ее в отведенной для делегации гостинице. Этель много выступала в Англии — устно и письменно — по поводу русской революции и всегда враждебно.

Филипп Сноуден дважды, и 1924 и 1929 гг. был лейбористским министром финансов в обоих кабинетах Макдональда, но не обнаружил при этом никакого стремления дать практическое выражение тем социалистическим идеям, которые когда-то, казалось были частью его души. А осенью 1931 г. после провала второго правительства Макдональда Сноуден вместо со своим шефом был исключен из лейбористской партии и перебежал к консерваторам, образовав вместе с Макдональдом эфемерную партию национал-лейбористов. Однако в коалиционное правительство, сформированное Макдональдом в конце 1931 г., Сноуден не вошел и жил теперь «на покое», в отставке, изощряясь в остро отточенных сарказмах но адресу всего мира, а больше всего но адресу лейбористской партии и консервативного правительства, возглавляемого его другом. Каких-либо симпатий к Советскому Союзу Сноуден никогда не обнаруживал.

Да, все это не предвещало ничего хорошего. Тем не менее я не терял надежды: авось старые воспоминания согреют и оживят Сноудена? Может быть, он так или иначе сможет мне пригодиться в моей практической работе посла?..

Я застал Сноудена в гостиной. В камине ярко горел огонь. Хозяин сидел в кресле перед камином, погруженный в свои думы. Увидав меня, он с трудом поднялся и, опираясь на палку, протянул руку. Он похудел, черты лица его еще более обострились, и на них, точно маска, легла печать горечи и сарказма. Человек с таким лицом не мог никого и ничего любить, Зато он мог ненавидеть.

Мы присели у камина. Беседа явно не клеилась. Я пробовал растопить лед воспоминаниями о прошлом, но не имел успеха. Со Сноуденом было куда хуже, чем с Макдональдом. Я перешел на вопросы текущей политики, в частности на тортовые отношения между СССР и Англией. Это тоже не помогло. Видимо, перспективы англо-советской торговли Сноудена мало интересовали. Наоборот, вышел неприятный инцидент. Когда я коснулся препятствий, чинимых консерваторами развитию этой торговли, Сноуден вдруг, точно сорвавшись с цепи, бурно атаковал Коминтерн и его «пропаганду» и Англии. Мне пришлось перейти в контратаку, от чего общая атмосфера разговора не улучшилась.

Я понял, что попытки восстановить старое знакомство со Сноуденом потерпели крах. Дверь в прошлое была накрепко захлопнута, а настоящем между нами не было ничего общего.

Я поднялся со стула и стал прощаться. Хозяин меня не удерживал.

Больше Сноудена я не видел до самой его смерти в 1937 г.

Невиль Чемберлен