В самый последний момент начались осложнения. 4 марта в палате общин было объявлено, что ввиду прогрессирующего вооружения Германии британское правительство приняло решение о модернизации своей армии и флота, а также об ускорении постройки самолетов. Гитлер «обиделся», и на следующий день германский министр иностранных дел Нейрат сообщил британскому правительству, что фюрер простудился, и поэтому визит английских министров придется отложить. 9 марта Геринг публично заявил о существовании у Германии военно-воздушных сил. 16 марта нацистское правительство провозгласило в нарушение Версальского договора о введении всеобщей воинской повинности и создании германской армии на базе 36 дивизий в мирное время.
Этот новый «прыжок» нацистского фюрера вызвал сильнейшее волнение в Англии и Франции. Визит британских министров в Берлин повис в воздухе. В английских правящих кругах началась острая борьба между сторонниками Антанты и сторонниками «умиротворения» агрессоров. Сторонники Антанты доказывали, что в создавшейся обстановке поездка британских министров в Берлин явится величайшим унижением для Англии и только еще больше разожжет аппетит Гитлера. Сторонники «умиротворения» отвечали, что чем реальнее опасность агрессии, тем более необходимо использование всех, даже самых незначительных мер и средств для целей сохранения мира. В конечном счете вернулись к первоначальному варианту. Саймон и Иден едут в Берлин, а оттуда Иден продолжает путь в Москву для переговоров с Советским правительством.
Так состоялся визит Идена в СССР.
Сейчас, в наши дни Москва стала пунктом притяжения для глав государств и министров разных наций со всех концов земли. Мы к этому привыкли и считаем это чем-то само собой разумеющимся. Тогда положение было совсем иное. В течение 18 лет после Октября Москва была «табу» для лидеров капиталистического мира. Москва была под политическим бойкотом — не формально, а фактически. Никто из министров крупных держав Запада не считал возможным ступить ногой на московскую землю. И вдруг, в марте 1935 г., в Москве появился Иден, член правительства могущественной Великобритании! Это было событием большого политического значения и вызвало многочисленные комментарии в мировой печати.
По решению Советского правительства я сопровождал Идена в его поездке от Берлина до Москвы. Поезд с запада приходил в Столбцы и здесь (ввиду разницы в ширине колеи между Польшей и СССР) пассажирам приходилась переходить на другую сторону вокзала, где уже ждал советский поезд. Я шел рядом с Иденом. Когда мы подошли к советскому поезду, Иден вдруг остановился и с изумлением воскликнул:
— Вот это да!… Сразу получаешь ясное представление о гигантских размерах вашей страны!
Иден при этом указал на щитки, висевшие на вагонах. Они гласили: «Столбцы — Маньчжурия». То был дальневосточный экспресс, шедший прямым рейсом через Москву от западной границы СССР до восточной.
В Москву мы прибыли 28 марта. Три дня, проведенные здесь Иденом, были заполнены дипломатическими беседами и приемами. Иден имел два длинных разговора с М. М. Литвиновым, присутствовал на большом обеде, устроенном в его честь Советским правительством. На этом обеде М. М. Литвинов и Иден обменялись дружественными речами, причем М. М. Литвинов заявил, что «никогда еще со времен мировой войны не было такой озабоченности и тревоги за судьбу мира, как в настоящий момент[88]
. Иден в своей речи ответил, что нынешнее опасное «положение может быть улучшено только откровенным обменом мнений с помощью личного контакта между представителями великих стран мира»[89]. Я присутствовал на всех беседах, которые Иден имел с руководителями СССР, иногда выступая в качестве переводчика. Я участвовал также в дипломатических приемах, устроенных по случаю приезда британского министра. Я сопровождал Идена при осмотре им достопримечательностей советской столицы. Помню, Идена особенно интересовали имеющиеся у нас коллекции французской живописи (Гоген, Сезан, Ренуар и др.), осмотр которых он внес в свою московскую программу еще в Лондоне. Иден проехал также но только что открывшейся в те дни первой линии московского метро.