Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

Россия начала с того, на чем остановилась Польша. Общественное состояние, которое было для России начатком ее исторической жизни, в Польше оцепенело, не подвергшись процессу, чрез который проходили все исторические народы, и только испортилось и загнило вследствие наносной цивилизации. Точно так же, как польская шляхта сходилась, дралась и продавала свое Отечество на сеймах и сеймиках, сходился люд наших старых вечевых городов; там так же царствовало своего рода liberum veto⁸⁷, такая же стояла усобица, предававшая их всякому в руки, и точно так же наш вечевой люд и призывал, и прогонял своих князей. Разница только в том, что мы подверглись суровой и жестокой школе истории, как и все другие государственные народы, и вот у нас наше первобытное состояние сократилось и упало в скромные размеры незаметной ячейки общественного организма, сельской общины с ее миром, громадой и сходками; а у поляков это самое состояние в уродливом, неорганическом наросте шляхетской касты осталось до конца единственным типом их целого государственного быта.

Но неизбежное зло нашей истории состояло в том, что доверие, соединявшее народ с верховною властью в неразрывное целое и создавшее

Русскую землю, не было совершенно обоюдным и взаимным. Дальнейший ход русской истории должен состоять в укреплении этого единства, сообщением полной взаимности тому доверию, которое соединяет у нас власть с народом. В развитии взаимного доверия между верховною властью и народом должно заключаться все наше политическое развитие, все наше будущее благоустройство. Если разного рода конституции, основанные на контракте и представляющие собою организованное недоверие между двумя в действительности свято и неразрывно соединенными силами, представляют собою фикцию бесплодную, бессильную и часто пагубную, то России может быть свойственно только такое политическое устройство, которое представляло бы в своем основании полное взаимное доверие между властию и народом.

Если Польша должна соединиться с Россией в одном государственном устройстве, если она, поддерживаемая Европой, желает пользоваться выгодами представительства, то она должна знать, что это представительство не может иметь значение власти, ограничивающей верховную власть, или порождать призрак двоевластия. Народное представительство, которого Польша может ожидать от России, никогда не должно иметь такого направления, которое клонилось бы к разрыву или даже разобщению между верховною властью и народом. Источник всякой власти должен безусловно принадлежать главе государства. Принцип власти должен быть один, как бы ни была сложна ее организация. Пусть всякий сам сделает над собою опыт, для того чтоб удостовериться, согласно ли сказанное с действительностью, и такой опыт сделать очень легко. Пусть всякий русский человек попробует собрать свои мысли с серьезною практическою целью, пусть он поставит себя посреди действительных условий русской государственной жизни, - он разом почувствует всю невозможность договорного начала в русских владениях. Ему сам собою уяснится единственно возможный характер народного представительства, возможного под скипетром Русского Царя. Оно не может быть ничем иным, как подтверждением, раскрытием и оживлением связи между верховною властью и народною жизнью. С одной стороны, оно не может быть ничем иным, как правильным заявлением действительных потребностей, интересов и чувствований страны перед престолом; с другой - ничем иным, как лучшим, вернейшим и надежнейшим проводником закона в народную жизнь, лучшим, вернейшим и надежнейшим блюстителем всех его отправлений. Представительство в этом смысле не может быть ничем иным, как правильно организованною силой общественного мнения.