Воспоминания театрального антрепренера

На первом спектакле присутствовала вся вологодская знать, во главе с губернатором. Успех наш с каждым днем рос более и более; сборы были прекрасные. На долю каждого из нас выпадала солидная сумма, так как арендной платы за помещение мы не платили, оркестру тоже, даже плотники были от Кокорева даровые. Разумеется, при таких условиях нам жилось хорошо и мы никогда не ушли бы из этого хлебного уголка, если бы наша труппа не распалась, благодаря вмешательству флигель-адъютанта Барановского, пожелавшего облагодетельствовать некоторых из членов нашего общества, определением их на казенную петербургскую сцену. Этот Барановский, впоследствии Ярославский губернатор, был командирован в Вологду для рекрутского набора. В Вологде он жил довольно продолжительное время и, как большой любитель театра, посещал все наши спектакли. Некоторые из исполнителей ему нравились, и он пообещал пристроить их на столичную сцену. И действительно, по отъезде в Петербург Барановского, в начале великого поста, дирекция Императорских театров выписала от меня Дмитриева, Башкирова, Константина Громова[1] и других, фамилии которых за давностью я забыл совершенно. Потеряв даровитых товарищей, мы были принуждены и сами разойтись в разные стороны, хотя в нашей оставшейся группе и были такие безусловно талантливые личности, как Яков Андреевич Романовский, отец известной в настоящее время провинциальной драматической артистки А.Я. Романовской, и Александр Иванович Красовский, автор популярной комедии «Жених из ножевой линии».

Впоследствии, театр Кокорева обращен был снова в жилое здание, а в городе построен настоящий, в котором мне привелось в разное время антрепренерствовать два раза.

После Вологды я держал театры: казанский, вятский, костромской и снова Ярославский. Последние два даже одновременно. Антреприза Ярославского театра далась мне в руки совершенно случайно, я не искал ее, она сама навязалась. Эпизод этот интересен по характерной обрисовке того времени, дающий понятия о простоте нравов отживших людей.

Дело было так:

На первой неделе великого поста, проездом из Костромы в Москву, остановился я на один день в Ярославле, в гостинице «Лондон». Выхожу в общий зал и вижу сидящих за одним столом трех старых знакомых: актера Ивана Ивановича Лаврова, Ярославского помещика Ваксмана и бывшего антрепренера Бориса Соловьева. По происходившему между ними спору, я заключил, что это претенденты на аренду местного театра.

— Все 600 душ заложу, а не уступлю театра! — кричит Ваксман.

— Моя мошна потолще всякой! — заявляет Лавров, доставая из-под полы холщевый мешок с металлическими деньгами и побрякивая ими.

— А я тоже очень богат! — вставляет Соловьев.

Заметив мое появление, они чуть не в один голос произнесли:

— А! И ты пожаловал сюда! Напрасно только, — не дадим тебе театра… Рылом не вышел! На сегодняшние торги и не подступайся!

— Зачем он мне?! — постарался я их успокоить. — У меня есть свой, костромской…

— Ладно, рассказывай… Нашел тоже дураков! Так тебе и поверили! Лучше отъезжай по добру, по здорову.

Задорный их тон меня и удивил, и рассердил. Я отошел от них, а они быстро собрались и вышли из гостиницы. Я пошел за ними без предвзятого намерения вступать с ними в борьбу, а просто посмотрел, что это будет за шумный торг. Являемся в сиротский суд. Городской голова Соболев, поджидавший их, сейчас же приступает к делу.

— Театр этот ходил в прошлом году за 1,500 рублей, — сказал он. — Кто теперь предложит больше?

Претенденты молчат. Соболев предлагает снова тот же вопрос, опять молчание. Разочарованный в своем предположении услыхать необыкновенно горячий торг и даже рассерженный этим обстоятельством, я накинул пятьдесят рублей. Признаюсь, у меня было злостное намерение подлить масла в огонь, но, увы! мое поползновение оказалось тщетным.

Видимо, сам Соболев дивился такой решительной уступке со стороны Ваксмана, Лаврова и Соловьева.

— Иванов дает 1550, произнес он, — а вы, господа?

— Ведь переторжка будет? — спросил кто-то из них.

— Да, после завтра.

— Ну, мы тогда потолкуем! — многозначительно проговорил Ваксман и вместе с своими приятелями покинул залу присутствия. Вся эта процедура меня задела за живое, и я задумал во что бы то ни стало завладеть театром. Своими манерами, тоном, они возбудили во мне непреодолимое желание восторжествовать над ними. Для этого пришлось действовать окольными путями. Отправляюсь к секретарю сиротского суда и без церемонии завожу с ним откровенный разговор:

— Можно ли, спрашиваю, сделаться арендатором театра без переторжки?

— Нельзя, — отвечает.

— Ну, а если, говорю, — я предложу вам за совет сто рублей.

— Подумаю!

— А много ли времени нужно вам на размышление?

— Немного: деньги в стол, совет на стол.

— А верно ли будет?

— Ручаюсь!

Я, разумеется, вручил ему обещанное и спросил:

— Каким же образом мы это сделаем?

— Приходите сегодня ко мне, на квартиру, в восемь часов вечера — все дело покончим.