Воспоминания.Том 1

30 мая в губернской земской управе получена была интересная бумага с взысканием с С. В. Челнокова 33 руб. 33 коп. Дело заключалось в следующем: когда Челноков 16 лет тому назад поступил на службу по земству и занял должность, сопряженную с правами государственной службы, то ему предстояло внести в фонд Александровского комитета о раненых сумму, равную части получаемого им оклада. Челноков отказался внести эту ничтожную сумму, говоря, что он не желает пользоваться правами государственной службы и заранее отказывается, и на будущее время, от чинов и орденов. Началась переписка, дошедшая до Сената, который и разъяснил, что лицо, отказывающееся от прав государственной службы, раз занимает таковую должность и получает содержание, должно и платить, поэтому и постановил взыскать причитающиеся с Челнокова деньги.

1 июня было полно тревог для Государственной Думы, так как в этот день от правительства было внесено в Думу следующее заявление: "5 мая полиция получила сведения, что помещение члена Государственной Думы Озоля, в котором происходят фракционные заседания членов думской Социал-демократической партии, посещают члены военно-революционной организации. Сведения эти подтвердились арестами некоторых членов указанной организации, и это послужило поводом для производства обыска у Озоля. Обыском этим было установлено, что 55 членов Думы, составляющие социал-демократическую фракцию Государственной Думы, образовали преступное сообщничество для насильственного ниспровержения государственного строя путем народного восстания и осуществления демократической республики. В лице одного из своих членов — члена Государственной Думы Геруса 29 апреля того года в С.-Петербурге они, руководимые одной из организаций названного преступного сообщества, приняли наказ от частей войск Виленского и С.-Петербургского гарнизонов, приняли депутацию от войск, имели фальшивые паспорта для снабжения ими подпольных агентов и т. д. Эти 55 членов Думы на основании вышеизложенных данных привлечены в качестве обвиняемых и в силу закона подлежат временному устранению от участия в собраниях Думы, a 16 из них, наиболее видных, подлежат взятию под стражу".

Для обсуждения этого заявления в тот же день, 1 июня, назначено было в Думе закрытое заседание. По открытии его выступил Столыпин и решительно, открыто, категорически требовал немедленной выдачи обвиняемых депутатов. Дума не решилась на это и постановила передать рассмотрение этого вопроса в комиссию из 22 лиц, среди них 12 кадетов, с тем, чтобы комиссия высказалась по этому вопросу не позднее как через сутки. Это не удовлетворило правительство, и оно решило реагировать на эту оттяжку Думы роспуском ее.

2 июня заседание Государственной Думы открылось как обычно, и Председатель Головин предложил перейти к обсуждению основных положений о местном суде, стоявших на повестке дня. Член же Думы Церетелли внес предложение перейти к вопросам о бюджете и аграрному, а когда Головин ему заявил, что этого нельзя, так как этих вопросов нет на повестке дня, то Церетелли дерзко заявил: "Когда мы на пороге государственного переворота, то все формальности должны быть отброшены", а в конце речи сказал: "Правительство поставило штыки на повестку дня". Предложение Церетелли было отклонено Думой, и начались прения о местном суде. Этими прениями и закончились занятия Второй Думы, и на следующий день, 3 июня, Дума была уже распущена.

Ночь на 3-е чувствовалось большое напряжение, тревога. В 3 часа ночи Столыпин выехал в Петергоф к Государю с докладом о роспуске, вернулся на рассвете и немедленно сдал в сенатскую типографию манифест и указ о роспуске Думы, а в типографию "Правительственного вестника" — текст нового избирательного закона. В 10 часов утра уже все было отпечатано и расклеено по улицам. Особого впечатления все это не произвело, так как все уже были подготовлены к такому финалу. […]

Вслед за опубликованием манифеста и указов о роспуске Думы произведены были аресты. Первым был арестован Церетелли, за ним и другие, согласно постановлению судебного следователя по важнейшим делам. […]

Оба наказа эти производили какое-то странное впечатление. Да и во всей формулировке обвинения, предъявленного к 55 членам Государственной Думы, чувствовалась какая-то натяжка и неискренность. Несомненно, конечно, что привлеченные в качестве обвиняемых члены Думы стремились к ниспровержению государственного строя, поставив себе это целью, но развить это дело путем установления связи с войсками вряд ли бы им удалось, если бы им в этом отношении не пришло на помощь охранное отделение путем провокации, в чем я убедился в бытность мою товарищем министра внутренних дел, когда случайно всплыло наружу дело Шорниковой, привлеченной вместе с вышеназванными 55 членами Думы в качестве обвиняемой. Дело ее как скрывшейся было приостановлено впредь до розыска, вместе с делом и 17 членов Думы, также скрывшихся.