Воспоминания.Том 1

Я высказал и тюремному инспектору, и священнику мое неудовольствие по этому поводу, находя недостойным для сана священника быть орудием какой-то шайки темных личностей, тем более что раз отец Николай Смирнов никогда не видал похищенную икону, то ему нельзя было и судить, действительно ли ему показали подлинную икону. Поэтому я запретил отцу Николаю продолжать принимать какое-либо участие в этом деле. Зная же, что великая княгиня Елизавета Федоровна принимала очень близко к сердцу все дело о похищении иконы, я поехал ей доложить об этом случае. Великая княгиня полагала, что вполне возможно, что икона не была сожжена, а продана старообрядцам, как некоторые полагали, а потому придала значение показаниям Кораблева, который именно и утверждал это. Через некоторое время великая княгиня направила ко мне игуменью Казанского монастыря Варвару вместе с монахиней, очень хорошо знакомой с иконой, которая дала мне подробные сведения об иконе, размере ее, иконописи и т. д. В это же время приезжал ко мне и иеромонах Илиодор, столь нашумевший в г. Царицыне, который вместе с епископом саратовским Гермогеном задался целью восстановить икону Казанской Божьей Матери. Он показался мне не совсем нормальным человеком с блуждающими глазами, но держал себя он у меня вполне прилично и даже скромно. Он сказал мне, что вместе с епископом Гермогеном, сосланным уже в то время, как мне помнится, в какой-то монастырь, они разыскивают икону, и потому он желал бы иметь свидание с ссыльно-каторжным Кораблевым.

Свидание я разрешил, на этом свидании Илиодор, расспросив Кораблева об иконе, обещал ему от себя и епископа Гермогена выхлопотать у Государя императора полное помилование как ему, так и его товарищам, если икона будет найдена. После же свидания Илиодор, посетив меня, в разговоре со мной высказал мысль, что в сущности безразлично, будет ли икона подлинная или поддельная, что важно лишь восстановить святыню.

Эти слова Илиодора мне показались до того циничны, что я решил вмешаться в это дело, чтобы не допустить наглого обмана. Я проехал в Петербург и, доложив Государю как обстоятельства дела, так и разговор Илидора со мной, просил его величество, в случае, если бы Кораблев дал верные указания, по которым икона была бы найдена или же доставлена мне, разрешить мне войти со всеподданнейшим ходатайством о смягчении участи Кораблева, но, конечно, только в том случае, если по тщательной экспертизе оказалось бы, что икона подлинная. Получив согласие на это, я вернулся в Москву.

В апреле месяце в Москву приехал от имени епископа Гермогена священник Востряков, но я его не допустил к свиданию с Кораблевым, решив отстранить от этого дела духовных лиц после высказанных мне Илиодором соображений.

Кораблев в это время обратился ко мне через тюремного инспектора с просьбой выслушать его. Я приказал тогда доставить его ко мне в губернаторский дом с конвоем и принял его с глазу на глаз, чтобы дать ему возможность высказаться совершенно откровенно. За время существования губернаторов это был первый случай, что арестант ссыльно-каторжного разряда, не отбывший даже еще кандального срока, вошел в кабинет губернатора.

Кораблев мне рассказал целую историю, как икона была продана старообрядцам, и что, по его сведениям, она в то время должна была находиться в селении Кимры Тверской губернии, что следовало бы там учредить наблюдение за торговцами братьями Девятовыми, которые хотя и не старообрядцы, но им должна была быть передана икона некоей Кочетковой, очень богатой старообрядкой, которая играла немаловажную роль в деле приобретения ее. Он говорил очень много, но связать все было трудно, затем просил дать ему свидание с сестрой, чтобы узнать от нее, где, в каком месте была показана икона отцу Николаю Смирнову. В общем он произвел на меня впечатление человека, к показаниям которого следовало отнестись очень осторожно. Я ему сказал, что он может рассчитывать на смягчение своей участи, но не на полное помилование, в случае, если икона будет доставлена мне и по экспертизе будет признана подлинной. А для того, чтобы он мог в этом отношении свободно действовать, то я разрешаю ему иметь неограниченные свидания с его матерью и сестрой, которым он может давать какие угодно поручения в течение месяца. Затем, когда я его вызвал еще раз, он мне сказал, что дело идет очень хорошо, что мать сторговалась с держателями иконы, и они обещали ей отдать икону за 20 000 рублей, каковые деньги он просил передать матери. Я ему ответил, что вперед никаких денег уплачено быть не может. В результате он обещал, что икона будет доставлена мне на следующей неделе. Но неделя прошла, а иконы не было. Кораблев мне написал тогда, что задержка произошла вследствие того, что от епископа Гермогена, который имел будто бы переговоры с держателем иконы, не прибыл ожидаемый им посланец и что он клянется прахом отца своего в том, что икона со дня прибытия посланца будет отдана мне в течение трех дней.