Воспоминания.Том 1

На 4-й день голодовки я приехал в тюрьму и, собрав политических, заявил им, что приехал по просьбе их взволнованных и обеспокоенных родных, чтобы поговорить с ними и просить прекратить голодовку. Я заявил им, что могу разрешить открыть окна, если они мне обещают, что не будут петь и переговариваться через окна, но могу это сделать только тогда, когда жизнь в тюрьме придет в норму, т. е. прекратится голодовка. Что касается других заявлений — об удлинении прогулок, о бане, я сказал, что это находится в связи с наличным числом арестованных, количеством надзора и пр., но что возможно — будет сделано. Одно заявление, которое я нашел вполне законным, чтобы рабочим давались свидания с родными в воскресные и праздничные дни, взамен вторника и пятницы, я разрешил тотчас же. На этом я уехал, вечером мне было доложено, что голодовка прекратилась. Я приказал открыть окна и разрешить свидания.

22 апреля высочайшими рескриптами на имя графа Витте и П. Н. Дурново граф Витте был освобожден от должности Председателя Совета Министров, а П. Н. Дурново — от должности министра внутренних дел. Оба рескрипта были изложены в весьма милостивых выражениях. Графу Витте [был] пожалован орден Св. благоверного великого князя Александра Невского с бриллиантами, и в конце рескрипта, перед подписью, рукою Государя было приписано: "и искренно благодарный". П. Н. Дурново [был] пожалован статс-секретарем.

Вместо графа Витте назначен был Председателем Совета Министров И. Л. Горемыкин, министром внутренних дел — П. А. Столыпин (саратовский губернатор). Затем были назначены: министром иностранных дел — Извольский, финансов — В. H Коковцов, юстиции — И. Г. Щегловитов, народного просвещения — Кауфман, путей сообщения — Шауфус, Государственным контролером — Шванебах, главноуправляющим землеустройством и земледелием — Стишинский и обер-прокурором Синода — князь А. А. Ширинский-Шахматов. Министры: военный — Редигер, морской — Бирилев и торговли — Федоров остались на своих местах. Таким образом, перед открытием Думы все министры, за исключением трех, были новые. Думаю, что для дела это имело скорее отрицательное, нежели положительное значение. Думаю, что этот шаг, особенно с назначением Председателем Совета Министров И. Л. Горемыкина, подлил масла в огонь и способствовал только полевению и без того левой Думы.

23 апреля Москва омрачилась злодейским покушением на жизнь генерал-губернатора Ф. В. Дубасова. Это был день тезоименитства Государыни императрицы Александры Федоровны, и потому генерал-губернатору предстояло ехать в Успенский собор на торжественное богослужение. Хотя накануне Ф. В. Дубасов мне ничего не сказал о поездке с ним в собор, я тем не менее, полагая, что, быть может, он это сделал из деликатности, в 10 часов утра на всякий случай приехал к нему, чтобы, если он пожелает, поехать с ним. Но как только я вошел, его ординарец граф Коновницын поспешил меня предупредить, сказав: "Адмирал сказал, чтобы я ехал с ним". Видно было, как граф Коновницын был счастлив, что наконец генерал-губернатор поедет с ним, и увидя меня встревожился, как бы я своим приездом не отнял у него эту честь. Я подождал, пока генерал-губернатор отъехал с графом Коновницыным, и поехал вслед с управляющим канцелярией генерал-губернатора А. А. Ворониным. По окончании богослужения Дубасов с графом Коновницыным заехал в Кремле к заведовавшему тогда дворцовой частью графу А. В. Олсуфьеву, а я вернулся прямо домой.

Как только я переоделся, то услыхал страшный взрыв — я сразу подумал, не несчастье ли с Дубасовым, и, накинув пальто, на первом попавшемся извозчике поехал в генерал-губернаторский дом. Подъезжая, увидел наряды полиции, не пропускавшие никого к подъезду, и на мостовой, почти у самого подъезда, труп убитого своим же, брошенным им, снарядом злоумышленника. Оказалось, что посидев минут 10 у графа Олсуфьева, Дубасов возвращался домой по заранее установленному по соглашению с градоначальником маршруту — через Троицкие ворота по Никитской улице и Чернышевскому переулку. Когда коляска Дубасова поравнялась с воротами генерал-губернаторского дома, которые были открыты и куда ожидался приезд генерал-губернатора, и кучер хотел повернуть, граф Коновницын вдруг (от себя ли, или по приказанию Дубасова — это не выяснилось) крикнул кучеру: "Прямо, с большого подъезда". Коляска и выехала на Тверскую, где при повороте к подъезду какой-то человек в морской форме бросил в коляску коробку от конфект с приколотым к ней букетиком. Раздался страшный взрыв, которым Дубасов был выброшен из коляски на мостовую, но мог сам подняться и дойти до подъезда, где и упал на руки подбежавших слуг, у него только связки на ноге оказались вытянутыми. Граф Коновницын взрывом был убит, также и бросивший снаряд неизвестный. Оба они лежали тут же, на мостовой. Кучер Птицын был сброшен с козел, получил рану в лоб и ушиб правой руки. Коляска с провалившимся кузовом, без кучера, с мчавшимися лошадьми, была остановлена только в Кисельном переулке на углу Рождественки.