Воспоминания. Том 2. Март 1917 – Январь 1920

После всего описанного, нетрудно представить себе характер советского быта в России, вообразить себе результаты сатанинских приемов власти, превративших Россию в кладбище и развалины. Однако я приведу несколько иллюстраций этого проклятого быта.

"Демобилизованный красноармеец рассказывает, как он приехал домой и его там чуть самосудом не встретили. "Известно, публика темная, да притом кулацкий элемент. Спрашиваю, довольны ли своей крестьянской властью. Они галдят. Папаша у меня старик старого завета. Зажиточный человек. Что с ним было! Каждый день грыземся. Раз заспорили на политическую тему. Я слово, он мне десять. Разъярились оба. Стал он ругать и меня, и власть, грабители говорит все вы и с Лениным вашим. Не унимается старик. Помутилось у меня. Схватил винтовку, наповал убил. Сбежались мужики, чуть нас на месте не разорвали. Еле Совет спас." (Еженедельник Высшего Монархического Совета, № 62, от 23 октября 1922 г.)

"Мой собеседник выехал из Москвы 8 мая нового стиля...

Он рассказывает.

Почти все магазины в руках евреев. Получается вообще впечатление, будто русский человек попал в дореволюционное время в черту еврейской оседлости. Свыше половины современного населения Москвы – евреи.

В советских учреждениях поражает обилие служащих евреев. И вот что чрезвычайно характерно. Во всех советских учреждениях отношение к просителям русского происхождения чрезвычайно пренебрежительное, даже грубое. Совсем иначе обходятся с евреями. Для них широко раскрыты все двери.

Кроме евреев в Москве встречается довольно много китайцев и латышей.

Много в Москве извозчиков. Они по-старому называют своих клиентов "барином" и предлагают провезти за "двугривенный" (20 млн. р.) или за "пятиалтынный" (15 млн.).

Улицы в Москве, как и в первые медовые месяцы великой и бескровной, засорены шелухой от подсолнухов.

Москва – это город советских нуворишей, где еврейская наглость и безвкусие конкурируют с нравами лакейских и кухонь.

Для вновь прибывающего жизнь в Москве, разумеется, покажется весьма тяжелой. Цены в гостиницах совершенно недоступны для простых смертных. Достать же комнату, даже угол, в частной квартире крайне затруднительно. Москва донельзя переполнена и квартиры уплотнены.

Гарнизон Москвы содержится в исправности. Солдаты одеты и обуты хорошо, даже щегольски; получают достаточный паек.

Совсем иначе вне Москвы, где солдаты ходят в деревянных колодках, иногда босы, в рваном обмундировании, часто голодают.

Что сказать об отношении населения к сов. власти?

Интеллигенция забита, пикнуть не смеет. Боится высказывать свое мнение, ибо даже хорошие знакомые не доверяют друг другу. Везде сыск и провокация.

Простой народ, особенно крестьяне, не стесняются высказывать свою ненависть к сов. власти; но население обезоружено и потому бороться не в состоянии.

Общее мнение, что сов. власть не может долго просуществовать. Но никто не знает, как именно произойдет ее свержение.

Красная армия?

В провинции – она безусловно враждебна к сов. власти. Но везде существует такой идеальный сыск, что малейший намек на заговор моментально раскрывается и всякий беспорядок беспощадно подавляется.

Народ настолько устал от войны, что никакая мобилизация, безусловно не пройдет.

Советская власть отлично учитывает это народное настроение. Вот почему сов. власть безумно боится всяких внешних осложнений; боится возможности войны и готова поэтому на все жертвы, лишь бы ее избежать.

Когда этой весной распространился слух о возможности войны с Польшей, Москва была в панике.

Сов. власть сознавала, что объявление о мобилизации может явиться началом контрреволюции... Б.Ю." (Новое Время, от 10 июля 1923 г., № 659)

"Еще один вид ограбления, разрушения и уничтожения особенно присущ гг. коммунарам-товарищам: это уничтожение надгробных памятников и разрытие могил, где все надеются найти разные драгоценности, чего на деле не оказывается. Ограничиваются поэтому стаскиванием сапог с покойников, не особенно давно похороненных.

Раскапывая могилы, выбрасывали тела покойников и, не находя ожидаемых богатств, не давали себе труда закапывать их вновь. И тела эти валялись на кладбищах, пока не находилась сострадательная душа или возмущенная таким кощунством, которая бы похоронила бренные останки людей, преданных вечному покою...

В начале войны в 1914 году мы с внуком поехали в Москве в Симонов монастырь отслужить панихиду по моему деду и бабушке. Поводом тому было получение внуком дворянской медали за Отечественную войну 1812-1915 гг., пожалованной моему деду и сделанной Высочайшим указом Императора Николая II потомственной для старших в роде, в силу чего внук мой, 17-летний юноша, и получил ее.