Воспоминания торговцев картинами

И действительно, хоть как-то были освещены лишь три предмета: доска с увековеченными на ней именами знатных посетителей, книга отзывов, в которой последние оставили свои подписи, и прикрепленный к стене четырьмя гвоздями портрет короля Румынии, вырезанный из газеты, издаваемой в Виши, под ним от руки было написано: «Король в Глозеле».

Остановившись перед застекленными шкафами, мои спутники пытались разгадать «глозелевскую загадку». Возле двери стоял небольшой диван в стиле Луи-Филиппа. Я сел на него и, оглядевшись, заметил на столе кипу номеров журнала, который узнал по фиолетовой обложке.

– Да это же «Меркюр де Франс»! – воскликнул я, обращаясь к папаше Фрадену. – Кто же его здесь читает?

– Ну я, мсье…

– А почему вы читаете этот журнал?

– Для того, мсье, чтобы повысить уровень культуры.

При слове «культура» другой крестьянин, показывая своему соседу на папашу Фрадена, произнес:

– Возможно, он знает толк в неолите, но что касается культуры, то я говорю вам: когда после овса вы закончили с пшеницей, надо снова вернуться к овсу…

– Идемте поглядеть на раскопки! – вдруг воскликнул кто-то из посетителей.

И вся компания отправилась к месту раскопок. Папаша Фраден шел впереди всех вместе с двумя сановниками из министерства народного просвещения. За ними следовала небольшая группа, состоявшая из врача, геолога-любителя, господина Демезона, молодой актрисы мадемуазель Реймон и меня.

Интересующий нас участок был расположен ниже склона холма. По пути, возле поля, где росли пшеница и маис, мы заметили четырехугольную грядку с многолетними растениями красивого голубоватого цвета.

– Что это такое? – поинтересовался я.

Геолог предложил спросить об этом девочку, которая пасла рядом стадо.

Милый ребенок был поглощен чтением книги. Я вообразил, что это одна из многочисленных публикаций, порожденных известным научным спором. Но глозелевская лихорадка еще не коснулась нашей юной пастушки. То, что она так внимательно читала – и что, кстати, представляет, по-моему, куда больший интерес, чем проблемы первобытной истории, – было «Полой иглой», романом, принадлежащим перу автора «Приключений Арсена Люпена»[79].

Показав девочке на цветки, которые привлекли наше внимание, мы спросили:

– Что это за растение?

– Я знаю только то, что имеет отношение к баранам, – ответила она.

Однако мы все же получили необходимую информацию, так как в этот момент какой-то прохожий воскликнул: «Смотри-ка, топинамбуры!»

Было уже почти пять часов, когда мы добрались до места раскопок. Это был довольно изрытый глинистый участок, тут и там виднелись более или менее глубокие ямы. Потоптавшись в глине и не увидев ничего примечательного, мы двинулись обратно.

– Ну, мсье Воллар, что вы думаете обо всем этом? – спросил у меня один из наших спутников, когда мы сели в автомобиль, направлявшийся в Виши.

Почувствовав в это мгновение что-то твердое у себя под ступней, я снял ботинок и извлек из него подковный гвоздь.

– Эврика! – воскликнул я и, протянув этот предмет собеседнику, продолжал: – Смотрите: гвоздь!.. Теперь хорошенько следите за ходом моих рассуждений. Предположим, что когда-то на участке Фраденов находилось что-то вроде разборного дома… Представим, что его владелец собирал разные ветхие вещи; в конце концов коллекция ему опостылела, и, допустим, перебираясь в другое место, он сбросил весь этот хлам в овраг, который впоследствии засыпало.

– Разборный дом! Ну конечно! – воскликнул мой собеседник. – Это позволяет объяснить отсутствие неолитического фундамента, которое так удивило ученых… Любительская коллекция… Черт возьми! Вот почему на раскопках у Фраденов находят столько остатков различных эпох. Эта версия гораздо более убедительная, чем решение, предложенное господином Камилем Жюльяном, знаменитым ученым из Коллеж де Франс, согласно которому там находилось логовище колдуньи и все найденное является ее колдовским инвентарем.

Свою гипотезу о брошенной коллекции я изложил (уже письменно) в статье, опубликованной в «Нувель литтерер» (от 29 октября 1929 года). Ее восприняли как забавную мистификацию, и я воздержался от протестов. Но каково же было мое удивление, когда позднее именно господин Камиль Жюльян собственной персоной также выдвинул версию о коллекции, брошенной ее владельцем.

* * *