Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)

С другой стороны, все то, что я предсказывал относительно той политики, которая была ведена Безобразовым и компанией, при содействии министра внутренних дел Плеве, а равно и о последствиях войны, которые, по моему убеждению, должны были произойти от этой политики, - все, почти буквально, сбылось и сбылось даже значительно в большей степени, в значительно большем размере, нежели я предсказывал.

При таком положении дела, естественно, что у Его Величества являлись в отношении меня особые чувства.

Достаточно знать характер крайне мягкий, деликатный, Государя Императора, чтобы понять, что после всего происшедшего Его Величеству было не особенно удобно приблизить меня опять к себе, назначив главным уполномоченным по такому великому государственному делу, как ведение переговоров с Японией.

Не говоря уже о моих личных предупреждениях Государя о последствиях войны, которые я делал официально во всех комиссиях, - ранее войны, в отчаянную минуту, когда я видел, что дело ведется к тому, что война непременно произойдет - я счел необходимым, как я это уже рассказывал высказать мои сомнения и опасения в форме полнейшего убеждения моему большому приятелю князю Шервашидзе, прося его доложить о моем убеждении Императрице-матери, при которой кн. Шервашидзе состоит.

Князь Шервашидзе исполнил эту мою просьбу и мне сделалось известно, что Императрица говорила об этом с Императором, но Его Величество высказал, что он не видит никакой опасности и что войны не будет.

Я привожу этот эпизод, как такой факт, который несомненно свидетельствует, что Его Величеству были отлично известны мои убеждения и мои старания предотвратить от России и ее монарха великие бедствия, и что мои старания не увенчались успехом потому, что Его Величеству не угодно было в этом вопросе оказать мне доверие, которое Государь мне милостиво оказывал в других случаях.

* Как то раз мне граф Ламсдорф сказал, что решили с нашей стороны первым уполномоченным назначить посла в Париже Нелидова и что теперь идет речь, где съехаться уполномоченным. {354} Рузевельт желает, чтобы переговоры велись в Америке, но что было бы удобнее съехаться в Европе. Я ему сказал, что было бы всего удобнее съехаться где-либо не далеко от театра военных действий, но если делать выбор между Америкой и Европой, то, пожалуй, будет удобнее в Америке, чтобы по возможности устраниться от интриг европейских держав.

Затем был экстренно вызван наш посол в Риме Муравьев. Граф Ламсдорф мне сказал, что Нелидов отказался от поручения, ссылаясь на свои лета и здоровье, что Извольский, наш посланник в Дании, также отказался, заявив, что единственно кому можно было бы дать такое трудное поручение, это Витте, в виду его авторитетности, как в Европе, так и на Дальнем Востоке, и что Государь решил поручить эту миссию Муравьеву. Муравьев по приезде провел у меня целый вечер, говорил, что являлся Государю, который поручил ему ехать в качестве уполномоченного в Америку вести мирные переговоры с японскими делегатами, что по его мнению при настоящем положении вещей необходимо заключить мир, о чем он откровенно доложил Государю, что он понимает, что на него возлагается самая неблагодарнейшая задача, ибо все равно - заключит ли он мир или нет, при настоящем положении России его будут терзать одни, уверяя, что, если бы мир не был заключен, то мы победили бы, - для оправдания позора войны, а другие, в случае незаключения мира, что все последующие неизбежные несчастья произошли от того, что он не заключил мира, но что тем не менее он решился на это пожертвование своей личностью и согласился оказать эту услугу Государю.

Затем он спрашивал, кого я ему советую взять с собою, я указал на нашего посланника в Пекине Покотилова и директора департамента казначейства Шипова, (который затем был министром финансов в моем кабинете после 17-го октября), как лиц бывших все время моими сотрудниками по делам Дальнего Востока.

Тогда же Муравьев мне говорил, что как он счастлив, что своевременно ушел из чепухи, которая творится в Петербурге, и высказывал, что живя теперь заграницею и видя действия парламентарного устройства, даже в такой стране, как Италия, где масса coциaлистов и крайних, он пришел к тому убеждению, что после всего происшедшего, Россию может спасти только конституция.

Он пробыл у меня целый вечер и не было нисколько заметно, что он нездоров, напротив того он говорил, что чувствует себя отменно. {355} Прошло несколько дней, в течение которых я не видал Муравьева.