Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)

Генерал-адъютант Ванновский, получив мое уведомление, ответил мне письмом, в котором сообщал мне, что он хотя и сделал это распоряжение, но желал бы знать: с каких пор я сделался докладчиком Его Величеству по военным вопросам, по военному министерству, так как дело военных караулов относится к компетенции военного министра, а не министра финансов.

Что касается князя Лобанова-Ростовского, то он желал, чтобы Ли-Хун-Чан в Одессе ожидал коронации, или же, чтобы он, прямо проехав в Москву, ожидал там коронацию, но чтобы он ни в коем случае не приезжал в Петербург, так как приезжать в Петербург до коронации ему совершенно не за чем.

Между тем, несмотря на приглашения других европейских стран посетить раньше коронации Европу, - Ли-Хун-Чан приехал прямо в Россию через Одессу и приехал он именно потому, что мы желая этого, послали ему навстречу князя Ухтомского: кроме того, если вести какие-либо переговоры, то к ним надлежало приступить до коронации, так как во время коронации вести переговоры было бы очень трудно, в виду того, что каждый день в это время был наполнен различными торжествами. {45} В виду всего этого, я должен был опять обратиться к Государю и просить его, чтобы Ли-Хун-Чан приехал прямо в Петербург.

Несмотря на то, что князь Лобанов-Ростовский был противоположного об этом мнения, Государь разрешил Ли-Хун-Чану приехать прямо в Петербург. По моему распоряжению был сформирован особый экстренный поезд, с которым Ли-Хун-Чан приехал в Петербург.

Государь Император поручил мне вести переговоры с Ли-Хун-Чаном, а поэтому князь Лобанов-Ростовский с ним никаких переговоров не вел, да он и не мог их вести с Ли-Хун-Чаном, так как в то время князь Лобанов-Ростовский решительно ничего не знал, да и не интересовался тем, что касалось нашей политики и наших вопросов на Дальнем Востоке. Сначала Ли-Хун-Чан сделал мне официальный визит в доме министерства финансов, потом я ему отдал этот визит, а затем мы с ним несколько раз виделись и вели политические беседы относительно улаживания взаимных отношений между Россией и Китаем.

При этом, с первого же раза мне сказали, что при ведении переговоров с китайскими сановниками прежде всего никогда не надо спешить, так как это считается у них дурным тоном, надо все делать крайне медленно и обставлять все различными китайскими церемониями.

И вот, когда вошел ко мне Ли-Хун-Чан в гостиную, я вышел к нему навстречу в вицмундире; мы с ним очень поздравствовались, очень низко друг другу поклонились; потом я его провел во вторую гостиную и приказал дать чай. Я и Ли-Хун-Чан сидели, а все лица его свиты, так же, как и мои чиновники, стояли. Затем я предложил Ли-Хун-Чану - не желает ли он закурить? В это время Ли-Хун-Чан начал издавать звук, подобный ржанию жеребца; немедленно из соседней комнаты прибежали два китайца, из которых один принес кальян, а другой табак; потом началась церемония курения, которая заключалась в том, что Ли-Хун-Чан сидел совершенно спокойно, только втягивая и выпуская из своего рта дым, а зажигание кальяна, держание трубки, вынимание этой трубки изо рта и затем вставления {46} ее в рот - все это делалось окружающими китайцами с большим благоговением.

Подобного рода церемониями Ли-Хун-Чан явно желал произвести на меня сильное впечатление. Я к этому относился, конечно, очень спокойно и делал вид, как будто я на все это не обращаю никакого внимания.

Конечно, во время первого визита я ни слова не говорил о деле. Мы только друг друга десятки раз расспрашивали: - он о том, как здоровье Государя Императора, как здоровье Государыни Императрицы, как здоровье каждого из детей; а я расспрашивал, как здоровье богдыхана и вообще всех ближайших родных богдыхана. Так что в первый раз, в первое наше свидание разговоры наши только этим и ограничились.

Затем, в следующее наше свидание Ли-Хун-Чан ознакомился ближе со мною и видя, что на меня собственно все эти церемонии не особенно действуют, начал говорить со мною нараспашку и уже более этих церемоний не делал. В особенности же мы с ним сблизились после, в Москве, где уже виделись друг с другом совсем попросту.

По поводу Ли-Хун-Чана я должен сказать, что мне, в моей государственной деятельности, приходилось видеть массу государственных деятелей, имена некоторых из них вечно останутся в истории, и в числе их Ли-Хун-Чана я ставлю на высокий пьедестал: это был, действительно, выдающийся государственный деятель, но, конечно, это был китаец с отсутствием всякого европейского образования, но с громадным китайским образованием, - а главное, с выдающимся здравым умом и здравым смыслом.

Недаром поэтому он имел такое громадное значение в истории Китая и в управлении Китаем; в сущности Ли-Хун-Чан и управлял Китайской Империей.