Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)

Мне тогда же Ли-Хун-Чан, с которым я очень подружился, несколько раз повторял, что он, как друг Poccии, советует ни в каком случае не идти Poccии на юг от линии, которая должна соединить Сибирский великий путь с Владивостоком, так как, если бы мы пошли на юг, то это могло бы возбудить такие политические волнения и неожиданность среди китайцев, в этой массе, совсем не знакомой с европейцами, смотрящей на каждого белого, в известной степени, как на недоброжелателя, что подобный шаг мог бы иметь самые неожиданные печальные последствия, как для Poccии, так и для Китая. Все эти убеждения Ли-Хун-Чана лично для меня были напрасны, ибо я, как верный носитель идей Императора Александра III, которого сын, в известном манифесте прозвал "Миротворцем", был самым искренним, и остаюсь им и до настоящего времени, адептом идеи мира и считаю, что только тогда христианское учение приобретет силу и расцвет, когда человечество исполнит первейший завет Христова учения, завет, заключающийся в том, что ни один человек не имеет нравственного права, или вернее - божеского права убивать существ себе подобных.

Я упоминаю об этом настоятельном совете Ли-Хун-Чана для того, чтобы показать, насколько Ли-Хун-Чан был из ряда вон {67} выходящий государственный деятель Китая, - который считается, с нашей европейской точки зрения, человеком совсем необразованным и некультурным, но с точки зрения Китая, китайской цивилизации - это был человек в высокой степени образованный, в высокой степени культурный.

В то время Государь Император носил в себе прекрасные семена всего лучшего, что может быть в человеке, как в смысле духа человеческого, так и в смысле сердца, а потому и мне было совершенно бесполезно передавать Государю совет Ли-Хун-Чана, так как я был убежден, что и Государь Император смотрел на договор с Китаем, как на договор, преследующий исключительно мирные цели. Договор же этот был секретный не потому, что им давались права России построить железную дорогу через Монголию и Манджурию, так как права эти непосредственно вытекали из той нравственной помощи, которую оказала Россия Китаю после несчастной войны Китая с Японией, - секретность этого договора истекала из того, что этот договор был в то же время и договором союзно-оборонительным против возможного противника Японии, дабы не могло повториться то, что имело место, когда Япония разгромила Китай.

Во время коронации, независимо от тех широких общих льгот, которые манифестом Его Величества были предоставлены всему населению, конечно, к Его Величеству обращались тысячи и тысячи лиц с своими частными просьбами и ходатайствами.

Его Величество, будучи весьма добрым, сердечным человеком, широко удовлетворял все эти просьбы; конечно, и известный князь Мещерский, редактор "Гражданина", не упустил случая постараться завязать свои отношения с Государем, но Государь не обратил никакого внимания на эти, если можно так выразиться, "княжеские заигрыванья".

Затем, после подписания договора с Японией о торговле и мореплавании мною, князем Лобановым-Ростовским и японским послом миссии - 17-го мая я уехал в Нижний Новгород открывать Нижегородскую ярмарку.

Выставка эта была сделана по моему почину и, хотя она была устроена очень хорошо, но имела средственный успех, - может {68} быть потому, что был выбран неудобный момент после коронации. Я открыл выставку 28-го мая; она еще почти не была окончена.

Комиссаром выставки мною был назначен агент министерства финансов в Берлине Тимирязев, который представляет собою тип чиновника, вершащего все дела лишь на бумаге, а поэтому в таком живом деле он всюду и опоздал. Выбрал же я Тимирязева потому, что ранее при моих предшественниках он занимался выставками.

Вследствие такого положения Нижегородской выставки, уже перед окончанием устройства выставки, я просил поработать директора департамента Владимира Ивановича Ковалевского, человека живого, очень энергичного, весьма способного и талантливого, человека, о котором нельзя сказать ничего, кроме хорошего и который себе крайне повредил, если не погубил себя, своими неудачными увлечениями женским полом. Ковалевский энергично начал действовать и выставка уже через несколько дней была совершенно готова.

Все это время до 21-го июня Государь продолжал оставаться в Москве и ее окрестностях.

Вскоре по открытии выставки в Нижнем Новгороде приехал туда Ли-Хун-Чан. Он пробыл на выставке несколько дней, так сказать, у меня в гостях; я говорю у меня, т.е. в гостях у министра финансов.

Ли-Хун-Чан очень всему удивлялся, в особенности он удивлялся всему тому, что касалось отдела машин и техники. Затем он уехал из Poccии в Европу и посетил некоторые европейские страны. Он служил предметом большого удивления иностранцев, которые будучи совсем чужды азиатской, и в особенности китайской культуры, находили Ли-Хун-Чана и его свиту людьми полудикими.

Как я уже говорил, в исполнение договора, заключенного с Ли-Хун-Чаном, была составлена конвенция моим товарищем Романовым и китайским послом в Петербурге и Берлине; конвенция эта была затем ратифицирована.