Воспоминания (Царствование Николая II, Том 2)

3-я Государственная Дума, составленная из подобранных членов, на все это ни разу не реагировала, как будто она этого на знает. Это тянется уже шестой год, и после того, как Столыпин объявил об "успокоении", его за такие действия укокошили, (так в книге!, ldn-knigi) а порядок, им введенный, поныне действует и общество на него не реагирует. Наступило то время, когда общественное мнение преимущественно реагирует на карманные интересы...

{272} По манифесту 17 октября было Государем Императором решено и торжественно обещано даровать населению незыблемые основы гражданской свободы по началам действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний, союзов. Гарантию гражданской свободы служат везде, где такая свобода существует, более или менее культурные законы, соответствующие принципиальным взглядам на граждан (на общество и их членов), установившимся прочно в цивилизованных нациях в XIX столетии строгое соблюдение сих законов без возможности допущения административного усмотрения и произвола, что главным образом достигается независимостью суда; законная неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний, союзов.

Что касается наших законов, как их застал манифест 17 октября, то они в общем со времени Императора Александра II, можно сказать, соответствовали культурности нации. Императором Александром III под влиянием события 1-го марта законы эти были несколько испорчены преимущественно временными законами, проходившими через комитет министров, в том числе законом об исключительных положениях, суть которых заключается в объявлении той или иной местности вообще или в некоторых отношениях стоящей вне закона, а зависящей от административного, гражданского или военного усмотрения.

Установление законодательных независимых учреждений (Думы и Государственного Совета) давало основание надеяться, что бывшие недочеты в нашем законодательстве будут устранены и что законодательные собрания эти будут на страже нелицеприятного и строгого исполнения существующих законов. Такая надежда и осуществилась бы, если бы, с одной стороны, Дума политически не опьянела, полагая, что после 17 октября всю монархическую Россию можно свести насмарку, водворив культ принципов демократической республики, а с другой, явился бы более культурный руководитель судьбами России, нежели Столыпин, который бы, поняв необходимость привести Думу к практическому государственному разуму, не сделал этого посредством легкомысленного государственного переворота манифестом и законом 3-го июня 1907 года.

Что касается вопроса неприкосновенности личности, то таковая должна была быть гарантирована законностью и устранением исключительных положений. Закон об исключительном положении был проведен при Александре III не через Государственный Совет, а через {273} комитет министров, а тем не менее это есть закон, как и многие другие, которые проводились не через Государственный Совет, а через комитет министров - вообще временные политические законы. Закон об исключительном положении, как я сказал, был издан при Александре III, как временный и потому, когда истекал срок его, то он продолжался временным законом на несколько лет. Последний раз он был продолжен уже после 17 октября через комитет министров на срок трехлетний, причем в комитете было высказано, что это последнее продолжение закона, что он через три года должен будет или потерять свою силу или проведен через новые государственные учреждения (Думу и Государственный Совет).

В комитете также высказывалась надежда, что закон продолжается на три года в уверенности, что в этот срок жизнь России на новых началах войдет в нормальную новую колею и в законе об исключительном положении не будет и надобности.