Всю ночь шли, не останавливаясь на привалы. Уставшие сами определяли место своего привала. Те же, кто мог идти, шли, шли нескончаемой вереницей огромного войска, без остановок и не обращая внимания на отставших. Войска перемешались. Из команд чаще всего слышалось "стой!", "пошли" и "назад!". Шли через пшеничные поля, через овраги. По бездорожью и по дороге. Там, где проходила эта многокилометровая колонна войска, всякое бездорожье превращалось в хорошо утоптанную дорогу. Колонна много раз натыкалась на немецкие посты, обстреливалась из минометов и орудий, однако, обойдя пост, колонна снова шла дальше, стараясь в темноте еще до утра прорваться из окружения. Туловище колонны, как магнит, притягивало со всех сторон к себе солдат. Оно было огромно. И если бы у нее было оружие и направляла ее железная рука настоящего воина, колонна непременно пробилась бы. Мы же в тот момент представляли большой корабль, у которого нет руля и нет рулевого. Грозные волны, в данном случае - немцы, могли легко забросить нас куда угодно и делать с нами что угодно. В одной из таких суматох прорыва мы с Мишкой Ивановским, который раньше жил в Немидове, снова расстались и больше я его уже никогда не видел. Жив ли он?
Рассвет застал нас в движении. Боясь налетов авиации, колонна медленно стала рассыпаться. То, что еще час назад казалось единым и целеустремленным, сейчас выглядело разбредшимся по полю стадом. Теперь снова собрать все это в единое целое уже было невозможно. Каждый, потеряв веру в возможности организованного прорыва, действовал по своему собственному плану. Конечно, ни у кого никакого плана не существовало. Наш план была цель. Цель прорваться из окружения. Теперь уже как-нибудь поодиночке, между кустов, незаметно. Однако думать об этом, чтобы быть незаметным в данной обстановке, было по-детски смешно. Огромное пространство поля, насколько можно было видеть, было буквально забито движущимися людьми. Нашими солдатами. Теперь они шли уже не в одном направлении, как ночью, а в совершенно противоположные и разные стороны. Каждый хотел оторваться от общей массы, очень заметной и превратиться в маленькое и незаметное существо. Этого никому не удалось.
Шел дождь. Было сыро и холодно. О прорыве в дневное время я перестал думать. Чтобы спрятаться от дождя и хоть немного передохнуть, решил забраться в землянку. Я не спал уже трое суток. Землянка находилась в незаметном месте в поле и я надеялся, что это как раз то, что мне нужно в данный момент. Влез внутрь. К моему огорчению, там уже находился человек. Он спал. Землянка была маленькой. Для двоих она была тесноватой. Но, несмотря на это, я подумал, что вдвоем нам будет теплее. Потеснил красноармейца и улегся рядом. Тот не возражал и продолжал лежать. Минуты через две из-под шинели, которой укрывался солдат, послышался голос:
- Ну, что там? Рассказывай.
- Ничего, - ответ, - дождик идет.
- Дождик! - повторил красноармеец, - Ладно, спи.
Стало тепло и я начал дремать. Прошло некоторое время, минут этак с десяток, как вблизи раздался частый и резкий грохот. С потолка, сделанного из палок и веток и засыпанного чем-то, посыпались листья, земля. На зубах, как обычно, стала хрустеть мелкая пыль. Подождав, когда взрывы прекратились, вылезли из землянки. Пролетавший самолет выбросил неподалеку от нас в поле серию небольших бомб. Поле было усеяно множеством наших солдат. Все они куда-то спешили. Я посмотрел на своего солдата из землянки и оно мне показалось очень знакомым. В следующий момент я радостно, но с удивлением сказал:
- Товарищ комиссар! Вы ли это?
- Да, это я, товарищ Узбеков. - Воин, в старой солдатской гимнастерке и такой же грязной и ободранной шинели, был наш комиссар Шевченко. До этого в петлицах у него было две шпалы. Это был высокий и красивый мужчина. На мой взгляд, он был очень образован, эрудирован и, когда он проводил с солдатами беседу, все мы были в восторге от него. Это был человек умница. Разговор Шевченко продолжил сам.
- Не удивляйся виденному. Обстановка такая. Пробиться к своим мы не пробьемся. В плен сдаваться я не намерен. Уйду в партизаны, буду партизанить. Не удастся - умру. Здесь, на Украине. Я здесь родился и здесь умру. Здесь моя Родина.
Мы медленно куда-то шли, разговаривая о нашем окружении. Потом Шевченко сказал:
- Ты иди, я тебя догоню. Мне нужно вернуться в землянку.
Зачем, я не стал спрашивать. Медленно пошел туда, куда меньше шло людей. Нашего комиссара я больше никогда не встречал. Это был очень умный и симпатичный человек.