Читаем Воспоминания участника В.О.В. Часть 2 полностью

В узле связи нас было 5-6 связистов, которые обслуживали коммутатор, радиостанцию и телеграф. Возглавлял нас старший лейтенант, которого я раньше почему-то считал связистом не из нашего батальона связи. Поддерживали связь с полками, и соседней дивизией. Но кто распоряжался этими полками, кто командовал боем, понять было невозможно. Несмотря на то, что с нами не было наших командиров, связисты, солдаты до конца находились на своем посту. В каждом полку был наш телефонист, который давал о себе знать запросами в штаб дивизии. Беспрерывно, то из одного полка, то из другого телефонисты сообщали обстановку и сами спрашивали что им делать, так как в полках никого из начальства не было. Поскольку мы сами не знали, наши ответы были неопределенными. Бой с каждой минутой все более нарастал. Совсем рядом, за оврагом, стояла страшная стрельба. Рычали моторы, приглушенно сотрясали землю взрывы. В нашу сторону залетали пока отдельные снаряды которые с резким звуком рвались возле нас. Каждый близкий взрыв снаряда сотрясал стены землянки. Казалось, что стены оживают и движутся. Сверху летела земля, солома, песок, ветки, а мелкая микроскопическая пыль проникала в нос, в рот и противно скрипела на зубах. В воздухе пахло сладковатым пороховым дымом. В ушах звенело. Люди с бледно-серыми заостренными лицами глупо вздрагивали, делали неопределенные защитные движения, переглядывались. Население блиндажа было разношерстно как по возрасту, так и по образованию. Были здесь и юноши лет по 17-18, были также и взрослые мужчины лет по 40 и более. На каждый очередной взрыв все реагировали по-разному, согласно своего возраста и темперамента. Молодые парни вылезали из блиндажа, разглядывали места взрывов и их последствия. Старички же наоборот, смирнехонько прижимались к земле и здорово ругались на молодых, чтобы те не вылезали. Сидеть в блиндаже под обстрелом вещь не совсем приятная, хотя и не скучная. Сидишь и ждешь, попадет в тебя или пролетит мимо. Такую монотонность тоненько нарушали телефонные зуммеры. Нет-нет, да и позвонит кто-нибудь из полков. Здесь разговор вели между собой только связисты. Начальства-то нет. Спросят, живы? И опять замолчат. Вроде бы и им на том конце провода становится не так страшно.

Вот Мишка Ивановский воинственно докладывает по телефону: связь в опасности. Никого поблизости нет. Все куда-то разбежались и к нему держит путь небольшая группа немцев. Спрашивает, что ему делать? И связь сразу прекращается. Через некоторое время снова звонит Мишка. Он говорит, что из карабина застрелил двух фашистов, а остальные не стали подходить ближе и прошли стороной. Через несколько минут он еще звонит. Говорит, что фронт прошел мимо него, а он сам сидит в окопчике уже в тылу врага и не знает, что ему делать. Я посоветовал возвращаться и после этого Мишкин телефон больше никого не беспокоил. Фронт пододвинулся совсем близко. Стреляло впереди, с боков. Трудно было разобраться, что происходит. Горели дома, кричали люди. Никто ничего не знал, что делать. Мы продолжали дрожать от страха и одновременно скучать от бездействия. Ждали каких-то указаний. Связь уже совсем не работала. Проголодались. Утром где-то рядом стояла кухня. Рассудили, что если дано умереть, то уж пусть лучше сытыми. Разыскали пару котелков, дали мне их как самому младшему и я отправился на кухню за обедом. Все-таки время было уже послеобеденное.

<p><strong> 10.07.68. </strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное