Читаем Воспоминания участника В.О.В. Часть 2 полностью

Раньше я как-то не думал о побеге и не представлял себе, как это делается. Если и думал об этом, то смущал меня не сам процесс побега, а другое. Я был достаточно смел и решителен для таких действий, убежать я мог в любое время. Пугала неопределенность. Куда бежать, к кому, если кругом все враги. Если даже далекие свои стали тебе чужими и будут смотреть на тебя подозрительно. Теперь же мне представился такой редкий случай и нужный человек. Человек, который знает куда бежать, который сам бегал и имеет в этом деле опыт. Этот случай поднял настроение. Хотя я все еще сомневался. Может быть, он просто болтун и набивает себе цену. Я был в растерянности. Как быть, кому верить, как поступить? Ведь по сути дела нет ничего такого, ради чего стоило бы волноваться и думать.

Все же с этого момента мысль о побеге не оставляла меня. Я и Сорока почти всегда были вместе и идея сбежать сделала нас неразлучными. Несколько дней спустя Сорока показал мне двух крепких парней в гражданской одежде. Он сказал, что это те парни, с которыми его поймали при облаве. Они тоже пленные, но успели переодеться в гражданское. Парни решительные и долго в лагере не задержатся. Это будет наша компания. Мы познакомились. Имена их как-то выветрились из памяти, так как знакомство наше было непродолжительным.

Оба напарника выглядели ребятами крепкими и хорошо упитанными. На них еще не было той бледности и худобы, с которой были знакомы пленные со стажем. Кожа на руках не успела покрыться неотмываемой черной коростой. Их руки и бедра были еще нежны и белы. Они никого не ругали и никого не хвалили. В разговоры о политике не вступали. Тот, что был пониже ростом и потолще, рассказал, как он попал в окружение, как успел переодеться в гражданскую одежду и пришел к себе домой. Когда немцы делали прочесывание окруженного района, забрали и его. Он жаловался на порядки в красной армии, при которых солдатам стригут волосы на голове. Он сказал, что, если бы у него голова не была пострижена, то его никогда бы немцы не забрали сюда. Они отличали гражданских от красноармейцев по волосам на голове. Снимут головной убор. Если голова пострижена, то считают, что это переодевшийся красноармеец. Иди в плен. Если на голове шевелюра, то не трогали. Другой напарник попал в плен тоже потому, что на голове не было волос. Он рассказал, что его дядя оставлен нашими специально в тылу врага и он служит у немцев старостой. При необходимости он помогает всем советским людям. Он предлагал добраться до его дома, что находится в середине буда (???) возле Харькова. Там этот дядя поможет раздобыть всем нам документы и добраться до своих. Он очень красиво рассказывал, как в окружении ему удалось закопать в землю бочонок сала и целую бочку спирта. Все это было очень заманчиво, а главное, появилась цель в жизни, интерес к ней. Даже маленькая цель в жизни, пробуждает интерес. Делает ее живой, как бы освежает человека и подталкивает к действию.

Начались тайные совещания и подготовка к побегу. Бежать решили всем вместе. Передвигаться ночью, а днем где-нибудь отсыпаться.

С документами бежать, конечно, было бы лучше. Только где их взять? С ними можно было бы двигаться и днем, не рискуя быть задержанным.

В первое время пытались даже собственными силами изготовить себе документы. Нашелся художник, который умело рисовал немецкие круглые печати с орлом и немецким шрифтом. Я составил текст прошения на немецком языке. В отдельности как будто все получалось. На черновиках. Однако, когда соединяли все вместе, получалось плохо. Не было нужной бумаги, чернил. От затеи с фальшивыми прошениями пришлось отказаться. О возможностях сбежать в это время думали многие. Особенно - молодежь. Повсюду, по углам и в укромных местах, сидели небольшие группы пленных и о чем-то таинственно шептались. Разговоры сразу же замолкали, если появлялся кто-либо посторонний.

Блоковые полицаи видели все это, однако никому не противодействовали. Для них наши приготовления были либо безразличны, либо они заранее знали, что нам бежать некуда и поэтому были спокойны. Было ясно одно, что при отправке в Германию многие убегут. Перед самой отправкой всех пленных вывели во двор и возле комендатуры составили наш пофамильный список и наши профессии. Это было важным признаком, предпосылкой к отправке. Вечером в камеры принесли хлеб и каждому выдали по одному кирпичику солдатского хлеба. Судя по количеству выданного хлеба, дорога предполагалась дальняя. Утром, выстроив в колонну по пять человек, нас привели на вокзал. Мы трое стояли в одном ряду, а Сорока в ряду впереди нас.

Мы собирались попасть в вагон всем вместе. На вокзале стоял длинный товарный эшелон. Возле каждого вагона колонну останавливали, отсчитывали по сорок человек и загоняли внутрь. Дошла очередь до нас. Отсчитали. Последним из них оказался Сорока. Мы трое оказались в другом вагоне. Группа наша разбилась и попала в разные вагоны. Вагоны были вымытые, чистые. Размещались на полу. Было тесно, ходить было трудно и лежали мы впритирку друг к другу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары