Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Там мы провели несколько дней, купаясь, наслаждаясь относительной прохладой. Каждый день мужчины охотились. Я никогда не забуду чудесный закат на море и великолепие тропической ночи. Мы посещали знаменитые храмы, где огромные древние Будды, изваянные из камня или позолоченного дерева, смотрели на нас из мрака. Мы останавливались в различных поместьях, принадлежавших королю, где нас принимали с той же самой пышностью, и жили в неслыханной роскоши. Мы видели праздник уборки риса, ходили на охоту, на бега быков и на петушиные бои.

Околдованные этой страной, мы жили здесь больше месяца, а потом уехали из Сиама в Индокитай, где мой муж надеялся вдоволь поохотиться. Я, в свою очередь, хотела посетить развалины Ангкора.

В то время не было дороги между Сайгоном и Ангкором, и только часть пути мы могли проделать по реке. Соответственно планировалась и экспедиция. Мой муж доехал с нами до Пномпеня – столицы Камбоджи. Мы нанесли визит королю Сисовату и провели вечер, восхищаясь его балетом. Затем муж вернулся в Сайгон, чтобы поохотиться там с герцогом Монпансье.

Я ступила на борт небольшого речного пароходика вместе с Анной Гамильтон, двумя-тремя шведами, представителем Камбоджи и несколькими другими сопровождающими лицами. На следующий день мы сошли с пароходика и разместились в больших сампанах – плоскодонных лодках. Они отвезли нас так далеко вверх по течению реки, насколько позволял уровень воды в ней. Там нас пересадили в запряженные быками повозки, в которых мы тряслись до самого места нашего назначения, через овраги, пересеченную местность.

Только часть огромных развалин была откопана. Остальное было покрыто толстым слоем переплетенных ползучих растений. Все это производило впечатление непроницаемой тайны. Мы часами гуляли по слабо освещенным галереям в тишине, прерываемой только криком обезьяны или, ближе к вечеру, звуками крыльев летучих мышей. Мы видели статуи чешуйчатого короля и его жены, лежавшие в траве, и размышляли о великолепии кхмерской цивилизации, похороненной, как и они. Мы взбирались на вершины пагод, вверх по лестницам, по которым нельзя было пройти напрямую, и взирали на океан древесных крон, простиравшийся, насколько мог охватить глаз. Ночью местные жители разожгли костры по приказу представителя Камбоджи. И освещенные этим разноцветным огнем развалины, бунтующие против человеческого вмешательства, угрожающего их холодному спокойствию, еще больше внушали страх.

За два дня мы увидели все, что можно было увидеть, и возвратились в Сайгон. Герцог Монпансье организовал охоту и отвез нас на десять восхитительных дней в совершенно дикие края. Мы жили в бамбуковых хижинах, установленных на сваях для защиты от диких зверей джунглей, и целые дни проводили в седле, охотясь на диких буйволов.

Мы отплыли в Сингапур, оттуда в Бирму, затем в Калькутту. В Индии принц опять охотился, предоставив мне проделать часть путешествия без него. Я начала с города Бенареса, где посетила храмы и увидела беспокойные воды Ганга с его мраморными ступенями и купальщиками с блестящей кожей. На берегу я видела медленно горящие человеческие тела, висящие над кострами, в то время как члены семей усопших равнодушно ждали того часа, когда они смогут бросить их прах в воду. Махараджа пригласил меня в гости и показал индийские танцы и бои зверей.

Нам потребовался месяц, чтобы пересечь всю Индию. Храмы, мечети и памятники, непрекращающаяся жара, пыль, визиты, приемы, белые и темные лица! К концу путешествия я уже так устала, что почти не понимала, что происходит.

Из Бомбея мы отправились назад в Коломбо, где остановились на несколько дней, на этот раз в Канди, освежающе прохладном и зеленом. В конце марта выехали в Европу.

Несмотря на свою безмерную усталость, я чувствовала в себе больше жизни. Это путешествие было для меня в некотором смысле открытием моей собственной личности; оно расширило мои знания о людях и дало мне возможность развить самостоятельность суждений. Теперь я была больше уверена в себе, не так застенчива.

Мне очень не хотелось возвращаться. Отказаться от своей только что обретенной независимости, снова погрузиться в рутину традиций и обычаев – это больше, чем я могла вынести.

Было еще холодно, когда мы возвратились в Оукхилл в конце апреля. Мой сын подрос и казался сильно изменившимся за месяцы нашей разлуки. На сердце у меня было тяжело. Печально я смотрела на деревья в саду, на которых еще не распустились почки, и не чувствовала себя дома.