Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Я начала наводить справки, которые вели меня от одного источника к другому, пока моя встреча с Дмитрием чуть не была устроена; а потом все рухнуло, как и можно было предполагать. Очевидно, какой-то авантюрист использовал имя моего брата.

Гостеприимный дом, в котором мы остановились, был уже переполнен гостями. Ночью были заняты все комнаты, и гости постоянно менялись. Люди приезжали без предупреждения, прямо от большевиков, в лохмотьях, голодные, часто без денег. Зачастую наша хозяйка встречала друзей на улицах и приводила их к себе домой, как привела нас. В ее небольшой столовой за столом не сидело меньше пятнадцати – двадцати человек.

Наши планы были еще очень неопределенными. Мы не знали, что нам делать. Но я начала понимать, что нам не следует слишком долго оставаться в Киеве. Прежде всего, я не чувствовала себя совсем свободно. На западе еще продолжалась война. Присутствие наших бывших врагов, их поведение, тон, нелепый характер какой-то политической игры, а также интриги между ними и местными органами управления – все это раздражало. И неустойчивость такого положения была слишком очевидна; было невозможно питать какие-то иллюзии относительно будущего Украины. Нам удалось спастись от большевиков, и теперь было бы полнейшим безумием подвергать себя новым бедствиям. Нам нужно было двигаться дальше на юг, ближе к морю, к границе и ждать там.

Мы решили уехать в Одессу, где у моих близких друзей был свой дом и куда они нас звали. Но последним импульсом к нашему отъезду послужил слух, циркулировавший по городу, который почти обессилил меня. Мне сказали, что моего отца снова арестовали и на этот раз поместили в тюрьму. Вскоре весть подтвердилась. С того дня я не знала покоя. Из Петрограда приходили нескончаемые сообщения о жестокостях большевиков. Совершенно определенно начался период арестов, казней и пыток. На протяжении долгих месяцев воображение рисовало мне ужасные, кошмарные картины. Я просыпалась ночью в смертельном ужасе; казалось, именно в тот момент далеко отсюда происходило что-то ужасное, окончательное. Я знала, что больше нет сомнений относительно того, каков будет конец; и все же мое сердце постоянно разрывалось между надеждой и крайним отчаянием. Последней весточкой, которую я получила от отца, была записка, написанная карандашом в тюрьме; в ней он благодарил меня за муку, которую я прислала ему.

И только месяцы спустя, когда я уже была беженкой в Румынии, мне стал известен исход. Моего отца арестовали десять дней спустя после нашего отъезда. Он был заключен в одну из государственных тюрем, где провел шесть месяцев, отчасти в самой тюрьме, отчасти – по причине нездоровья – в тюремном лазарете.

Княгиня Палей употребила всю свою энергию. В результате ее усилий стало казаться, что моего отца отпустят. Фактически большевики точно обещали это; но 30 января 1919 года, в тот самый день, когда ему должны были даровать свободу, его внезапно увезли из тюрьмы, отправили в Петропавловскую крепость и без дальнейших мучений расстреляли.

Глава 31 Последний привет

Алек решил остаться в Киеве. Мы с мужем уехали в Одессу, где у наших друзей был большой дом. Город был оккупирован австрийскими войсками, но их присутствие было менее заметно, чем присутствие немцев в Киеве. Австрийский генерал и русский военный комендант мирно делили власть в городе. Перед приходом австрийских войск по Одессе также прошла волна большевистских зверств, но теперь жизнь вошла в колею. Если бы не фуражки с высокими тульями австрийский офицеров на улицах, можно было бы подумать, что все здесь так, как раньше.

Дальше ехать было нереально. Почти вся Румыния была в руках немцев; кроме того – и это было важнее, – у нас почти не было денег. Нам нужно было ждать. Но постоянная тревога за отца побудила меня написать королям Испании и Швеции, а также королеве Румынии, которая в то время находилась со своим двором в Яссах.

В Одессе мы постепенно отдохнули от тревог, восстановили здоровье. Гостеприимство наших хозяев было трогательным; они делили с нами все, что у них было, и прилагали все усилия, чтобы наше временное пребывание у них было приятным. В городе у нас были знакомые, и их число постоянно росло, по мере того как другие наши друзья приезжали в Одессу. Мы часто виделись с ними и, учитывая все обстоятельства, вели жизнь, которая была бы очень приятной, если бы не мрачные предчувствия, касающиеся моего отца и его семьи.

А тем временем успех решительно склонялся в сторону союзников. Теперь можно было надеяться, что эта ужасная война закончится. Все чаще и настойчивей доходили вести о растущем недовольстве в Германии и Австрии и о внутренних политических сложностях.

Мир в Одессе был чисто внешний; он мог быть только временным и длиться до тех пор, пока иностранные войска оккупировали город. При этом даже оккупация не могла помешать тому, что время от времени происходили вещи, которые заставляли весь город трепетать от страха.