Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Тетя была недовольна, но император не мог отменить своего решения, поэтому тетя сопровождала нас в Санкт-Петербург в мрачном расположении духа. Она считала, что дядя знал бы, как не допустить эту бесполезную, почти неприличную встречу.

Мое сердце билось тяжело и быстро, когда я прошла через большие стеклянные двери вестибюля. Казалось, ничто не изменилось за несколько лет нашего отсутствия, даже запах, только комнаты, казалось, стали меньше. Отец радостно нам улыбался, стоя на верхних ступенях лестницы.

Мы поднялись вверх, к нему. Когда отец склонился над рукой тети Эллы и повернулся, чтобы расцеловать нас, я заметила промелькнувшее в зеркале соседней комнаты отражение графини Гогенфельзен: ее лицо застыло и было бледно от душевного волнения.

Мой отец повел нас вперед; сделав несколько шагов, мы увидели его жену.

Она была красива, очень красива. Умное лицо с неправильными, но тонкими чертами; поразительно белая кожа, необычайно контрастирующая с темно-лиловым бархатным платьем, отделанном у выреза и на рукавах оборками из старинного кружева. Такой я ее помню до сих пор.

Отец представил нас друг другу. Графиня приветствовала тетю глубоким реверансом и повернулась ко мне. Мы обе были смущены. Я не знала, как приветствовать ее, поэтому робко подставила ей свою щеку.

Чай был накрыт в кабинете моего отца. Графиня исполняла обязанности хозяйки. Ее унизанные драгоценностями руки быстро порхали над белыми чашками с красными каемками и монограммами отца. Но, несмотря на все ее усилия и усилия моего отца, разговор не клеился. Тетя решила придать этой беседе чисто светский характер, и это ей удалось.

Наконец, исчерпав все возможные темы для разговора, мы перешли в большую гостиную в английском стиле. Здесь, на бильярдном столе, лежали драгоценности, меха и кружева моей матери. Отец захотел разделить их между мной и Дмитрием до моего замужества.

В молчании мой отец и тетя склонились над пыльными футлярами, в которых лежали старомодные оправы и потускневшие драгоценные камни, нечищеные, забытые почти на двадцать лет. Как много воспоминаний, о которых никто уже не осмеливался говорить, вызывали эти предметы! Это богатство, разложенное передо мной и лишенное своего блеска, – половина которого вскоре станет моим, – не произвело на меня никакого впечатления. Драгоценности были частью наряда; для меня они являлись не более чем обычными украшениями. Материальной ценности они для меня не представляли.

Пока мой отец вместе с тетей обсуждали нюансы, мы с графиней осматривали меха. Двадцать лет, проведенные в нафталине, не пошли им на пользу. Графиня предложила отвезти их в Париж и отреставрировать там. Мы поговорили о моем приданом и о парижских ателье дамского платья. Прежде чем расстаться, она сказала, что ей хочется дать мне что-нибудь на память о нашей первой встрече, и спросила, чего бы я желала. Я не знала, что ответить, но мой взгляд упал на аметистовое колье, которое было у нее на шее, и я сказала, что хотела бы иметь такое. Она прислала его мне, и до сих пор я ношу его.

Мой отец надеялся, что за этой первой последуют другие, более доверительные встречи, но тетя и слышать об этом не хотела. Мы еще раз поехали в Санкт-Петербург, но снова в сопровождении тети, и вторая встреча была такой же прохладной и сугубо светской, как и первая. Отец, видя бесполезность своих усилий, больше не настаивал. Только одно утешало меня: я чувствовала, что он в этой новой жизни спокоен и счастлив.

И я решила, что в браке будет, по крайней мере, одно преимущество: никто не сможет помешать мне видеться с отцом.

Принц приехал в Москву на Рождество. Праздники, проведенные вместе сутра до вечера, оказалось непросто пережить. Нам на самом деле нечего было сказать друг другу. Казалось, что мой жених стал мне совсем чужим, но человеком, с которым я была связана. Вскоре я смотрела на него чуть ли не с враждебностью. Его редкие ласки были неприятны мне. Ситуация становилась невыносимой. Я содрогалась, когда размышляла о безвыходном положении, в котором оказалась.

Приготовления к свадьбе шли своим чередом, а я не могла получать от них удовольствие и не испытывала к ним никакого интереса. Мадемуазель Элен взяла на себя полную ответственность за все. Именно она заказывала для меня дамское белье, постельное белье, салфетки и скатерти, кухонную утварь, туфли и чулки, подходящие к моим платьям, перчатки, сшитые на заказ, корсеты, цветы и бесконечные мелочи, которые составляли непростой туалет женщины в те времена. Автомобили, столовые сервизы, бокалы были заказаны за границей, и я должна была взять с собой столовое серебро, оставленное мне дядей.