Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Был уже глубокий вечер, когда мы добрались до Парижа. Когда машина подъехала к гостинице, первый человек, которого я увидела, был Жданов, старый камердинер моего брата. Я бросилась к нему на шею, дрожа от радости.

Потеряв надежду увидеть нас в тот вечер, Дмитрий проводил его в доме нашего отца в Булонь-сюр-Сен. Но вскоре он приехал, и мы вновь встретились после разлуки, которая нам обоим показалась бесконечной. Нам нужно было так много сказать друг другу, что в течение нескольких минут мы вообще не могли найтись, и молчали, охваченные волнением.

Хотя мой супруг старался мужественно скрыть это, но я не могла не заметить, что мое нетерпение увидеть Дмитрия, моя радость от нашей встречи причинили ему настоящую боль. Я сказала себе, что должна быть осторожной, но, несмотря на мои добрые намерения, все же не могла не пробраться украдкой в комнату моего брата, как только принц лег спать. Он немедленно вернул бы меня, но нам с Дмитрием так много надо было сказать друг другу, что время пролетело незаметно, и мы добрую половину ночи провели, сидя рядышком на лестнице и шепотом обмениваясь своими секретами.

На следующий день мы обедали с моим отцом. Наконец-то я увидела ту домашнюю обстановку, к которой годами стремились мои помыслы, и впервые встретилась со своим единокровным братом и двумя маленькими сестренками, старшей из которых было шесть лет. Дом в Булони был удобный, тихий и простой – это был домашний очаг. Понятно, что отец не мог сожалеть об огромном дворце, холодном и пустом, который он оставил в Санкт-Петербурге, и со своей женой здесь был идеально счастлив.

Когда я увидела их рядом в доме, который они вместе создали, из моего сердца ушли последние признаки недоброго чувства, которое я испытывала по отношению к своей мачехе. После этого мы стали называть друг друга по имени, как это делают друзья, и употребляли в речи фамильярное «ты», обращаясь друг к другу. Отец был счастлив.

Я не была в Париже с семи лет. Все, что я видела, волновало меня. Магазины были полны чудес. Сделать выбор было так трудно, что, насколько мне запомнилось, я сделала всего две покупки, которые оказались довольно любопытными. Одна была тем, что парижский парикмахер назвал «накладной челкой», или в просторечии «крыса», но очень декоративная. Она состояла из длинной пряди завитых волос, уложенной поверх подкладки из конского волоса, которую прикалывали к собственным волосам так, чтобы они были как можно выше надо лбом. После того как парикмахер однажды надел ее на меня, я не могла понять, как снова использовать ее, так как мои волосы были гораздо толще. Вероятно, эта идея таким образом украсить себя была сомнительной, и моя новая фрейлина баронесса Фалькенберг смеялась над моим приобретением до слез.

Моей другой покупкой было огромное боа из желтых и голубых страусовых перьев цветов шведского флага. Я намеревалась надеть его на церемонии моего официального вступления в Стокгольм.

Дмитрий уехал из Парижа на несколько дней раньше меня, чтобы навестить, по его словам, великого князя Гессенского. Мы с мужем проехали всю Германию, затем Балтику и прибыли в Швецию. Всю дорогу до Стокгольма мы видели толпы людей, приветствующих нас радостными криками. Мне было очень приятно такое внимание. Без всяких наставлений я ощущала, что надо делать: я отвечала на приветственные речи, целовала маленьких девочек, которые предлагали мне цветы, разговаривала с незнакомыми людьми, улыбаясь в ответ на радостные восклицания, бросала в толпу свой носовой платок. Мое знание шведского языка очень помогало в моем искреннем желании понравиться. Я страстно желала, чтобы народ моей новой страны полюбил меня, и чувство своего успеха опьяняло.

Мы прибыли в Стокгольм по воде, переплывая от острова к острову на военном корабле. Это был прекрасный день. Я была в белом: в кружевном пальто и большой шляпе, украшенной страусовыми перьями. На шее у меня было то самое боа.

Украшенная лодка отвезла нас на пристань, с которой мы должны были ступить в город. Там мы пересели в открытый экипаж, сопровождаемый кавалерийским эскортом, одетым в форму небесно-голубого цвета и серебряные шлемы.

Мы медленно тронулись. За нами последовала вереница карет. На улицах, украшенных шведскими и российскими флагами, колыхались толпы людей. Дети махали флажками, женщины бросали цветы – вскоре они заполнили всю карету, – и вокруг раздавались приветственные возгласы людей.

У дворца, который возвышается над городом и виден издалека, стоял почетный караул, одетый в форму времен Карла XII. Наш экипаж подъехал, лакеи открыли дверцы, выпавшие оттуда цветы рассыпались по земле. На каждой ступени главной лестницы стоял гренадер в большой медвежьей шапке. По всему дворцу отдавались звуки барабанов и труб военного оркестра, который играл государственные гимны наших двух стран.