Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

В Берлине я с облегчением увидела Дмитрия, ожидающего меня на платформе. У нас с ним был долгий разговор, затем вечером мы присутствовали на ужине для военачальников, на котором я вместе с принцем должна была председательствовать. На следующий день я уехала в Париж в сопровождении Дмитрия и Иды Рудебек, которая не пожелала оставить меня. Мой отец и мачеха сердечно, но с тревогой встретили меня. Они отчетливее понимали, какие осложнения повлечет за собой мой шаг.

Месяцы сомнений и последние недели душевных волнений сломили мои силы. На этот раз я заболела бронхитом, который развился в воспаление легких. Более тщательное обследование французским специалистом не выявило, однако, никаких болезней почек, о которых так настойчиво говорил доктор М.

Мой отец пытался отговаривать меня от этой затеи, но безуспешно. Моя мачеха, боясь, что часть вины может быть возложена и на нее, тоже разговаривала со мной. Но все было напрасно, и, как только отец понял, что мое решение бесповоротно и ничто не может поколебать его, он мужественно встал на мою сторону и оказал мне настоящую поддержку. Он взял на себя все приготовления и всю переписку.

Сообщить обо всем императору по случайному совпадению оказалось легче. Случилось так, что два дипломата высокого ранга в ходе исполнения своих обязанностей встречались с доктором М., и у них сложилось о нем глубоко неблагоприятное мнение. Более того, мне посчастливилось получить возможность донести свою историю до императора устно с помощью одного из этих господ. Никаких комментариев к ней не последовало, и я не знаю, какое впечатление она произвела.

По сей день я не понимаю, как такое серьезное и важное дело можно было устроить так быстро и так легко. Объявление моего брака недействительным состоялось в Швеции не позже декабря, а в России – несколько месяцев спустя. Я называю это признанием моего брака недействительным, так как обычной процедурой развода совершенно пренебрегли. По этому поводу император издал два указа: один – Сенату, а другой – Синоду, которые являлись соответственно высшим законодательным и высшим церковным органом.

Когда позволило состояние моего здоровья, я начала ходить в изостудию, чтобы не вести совсем уж праздную жизнь. В январе мы все вместе отправились в Санкт-Петербург на заключительную инспекцию нового дома моего отца.

В Санкт-Петербурге я увидела тетю Эллу, которая, как оказалось, навещала свою сестру императрицу в Царском Селе. Это была встреча, которой я очень боялась, но причины для страха не было. Визит доктора М. в Москву произвел на тетю действие, обратное тому, которого он добивался. Его манера говорить обо мне как о своей собственности, а о моем будущем так безапелляционно не понравилась ей и, по ее словам, даже возбудила в ней такие подозрения, что она собиралась предупредить меня письменно, но узнала, что я уже еду в Париж. Одним словом, тетя проявила и понимание, и сочувствие. Она ни в чем не упрекнула меня и даже выразила сожаление о той поспешности, с которой она устроила мое замужество. Начиная с этого времени мы стали близкими друзьями и отлично ладили друг с другом.

В марте из-за болезни легких и проблем с нервами я выехала в Италию в сопровождении только горничной, а из Италии – в пункт моего назначения, в Афины. Греция была родиной моей матери, а я никогда там не была. Греция пошла мне на пользу. Память о матери была еще удивительно свежа в Греции, и меня с распростертыми объятиями встречали во всех слоях общества. Была чудесная весенняя погода. Я поехала на остров Корфу, где родилась моя мать, – остров из снов, с богатой и обильной растительностью, населенный людьми, отличающимися классической красотой.

В Афинах я познакомилась с художником-баталистом Скоттом и портретистом Ласло. Скотт находился в греческой армии во время ее последней военной кампании и вернулся в Афины, чтобы закончить свои картины и изучать солдат. Я попросила разрешения присоединиться к нему, и каждое утро мы работали вместе в огромном пустом сарае, который служил ему мастерской.

В апреле парусное судно, принадлежавшее русской Черноморской эскадре, было послано в Пирей, чтобы отвезти нас в Крым. Сестра моей матери, ее муж великий князь Георгий, впоследствии убитый по политическим мотивам, и их дети поехали со мной в Константинополь, где мы провели два дня. Он мне показался самым красивым городом, который я когда-либо видела, он мне показался почти сказочным.

В мае я возвратилась в Россию и провела лето в Царском Селе со своей тетей великой княгиней Марией, вдовой брата моего отца, Владимира. Отец и мачеха жили в своем новом доме поблизости и были совершенно счастливы, особенно мой отец, вновь оказаться дома в России. Моя тетя давала обеды и много развлекалась. Мачеха собирала нити старых дружеских уз и завязывала новые отношения. При дворе проходили празднества в честь приезда господина Пуанкаре, президента Франции.