Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Но правда и то, что попытка дать образование крестьянам была плохо организована и построена на совершенно неправильной основе. Те, кому было вверено дело образования (то есть деревенские священники и деревенские учителя), сами ни в малейшей степени не были подготовлены к этой задаче. Их знания были поверхностными, чисто теоретическими. Они не знали ничего, что могло бы иметь практическую пользу для крестьянина. С другой стороны, они поднаторели в абстрактных рассуждениях, в пропаганде незрелых революционных догм. Посланные в далекие деревушки, они жаждали более широкой деятельности, но пренебрегали обучением детей в пользу проповедей мятежа их изумленным родителям.

Эти идеи, укоренявшиеся в этом классе медленно, тем не менее, падали на подготовленную почву – ведь крестьяне, освобожденные от крепостной зависимости в 1861 году, не владели собственной землей, а только общинной, и такой порядок вещей, неправильный по сути, был источником всех их бед. Они жаждали иметь землю в своей собственности и с растущим нетерпением ждали всеобщего ее перераспределения.

Некоторые помещики, понимая опасность, делали что могли. Они пытались ввести новые методы возделывания почвы, заводили лучшие породы скота, новые сельскохозяйственные машины и старались объяснять людям, как важно соблюдать личную гигиену. Но такие попытки не заходили очень далеко, да и были редки и непоследовательны.

В результате своего пребывания в течение нескольких недель непосредственно среди крестьян я осмеливаюсь утверждать, что полностью поняла их проблемы. Да, у меня не было достаточно времени, чтобы изучить это всесторонне и глубоко, но я все же поняла гораздо больше, чем понимала раньше, и ясно видела, что наше прежнее существование в качестве правящего класса было основано на иллюзиях, чуждых реальной жизни, что основа нашего существования была непрочной.

Глава 22 Сомнительное избавление

Когда я возвратилась в Псков и снова стала получать новости с полей сражений из первых рук от генерала Рузского, командующего армиями Северного фронта, я обнаружила, что эти донесения далеко не утешительны. За линией фронта также продолжался распад. Внезапное назначение Б.В. Штюрмера премьер-министром дало толчок новым пересудам о немецком влиянии. Кроме того, был отстранен от должности Самарин, обер-прокурор Синода, а Владимир, петроградский митрополит, был переведен в Киев. Его пост занял Питирим – доверенный человек и приверженец Распутина.

В июле 1916 года Сазонова уволили с поста министра иностранных дел, и вместе с ним ушла единственная надежда и опора союзников. Его должность была временно доверена Штюрмеру, подозреваемому в прогерманских настроениях.

В сентябре министром внутренних дел был назначен Протопопов. Этот выбор всех поразил. Ставленник Распутина, Протопопов был любопытной и очень спорной фигурой в мире политики.

Приблизительно в это время я впервые услышала, что люди говорят об императорской чете с нескрываемой враждебностью и презрением. Слово «революция» произносилось все чаще и все более открыто; вскоре его можно было услышать повсюду. Война, казалось, отошла на задний план. Все внимание было обращено на дела внутри страны. «Распутин, Распутин, Распутин» – это звучало рефреном; говорили о его ошибках, его шокирующем поведении, его загадочной власти. А власть была огромной; она была как сумерки, опустившиеся на нашу страну и затмившие свет. Как мог такой жалкий мошенник отбрасывать такую огромную тень? Это было необъяснимо, это раздражало, сбивало с толку; это было почти невероятно.

Зима 1916 года была чрезвычайно суровой. Морозы, начавшиеся в ноябре, крепчали с каждым днем. Наша больница очень расширилась, и перед нами встала проблема снабжения. Необходимые материалы, которые сначала были в изобилии, теперь стали дефицитом и более низкого качества; а кое-что было вообще невозможно достать, например резиновые перчатки; даже оперирование гангрены приходилось проводить голыми руками.

Иной раз не хватало присутствия духа, и мы продолжали работать просто в силу привычки. Наши пациенты тоже находились в подавленном состоянии и переносили свои страдания с меньшим терпением. Их отношение к персоналу больницы заметно переменилось, и на фронт они возвращались с нескрываемой неохотой.

Однако Псков не изменился. Дни стояли холодные и солнечные. На реке Великой пилили лед, чтобы заполнить им погреба. Жужжание пил, крики рабочих далеко разносились в прозрачном воздухе. Вереницы крестьянских саней, нагруженных с помощью крючьев огромными голубыми кубами льда, со скрипом поднималась вверх по высокому берегу реки. Мягкий, пушистый снег лежал в полях по пояс. В домах жарко горели в печках сухие дрова, потрескивала мебель и деревянные оконные рамы. Люди старались не выходить на улицу без особой нужды. Редкие пешеходы быстро шагали, высоко подняв воротники и пряча руки в карманы.