Воспоминания военного контрразведчика

В январе 1968 года я выехал в город Тбилиси в Особый отдел Закавказского военного округа. Семь новоявленных оперработников, в том числе и я, вошли в кабинет начальника управления генерала Б.В. Гераскина. Здесь были мои друзья по школе № 311 — Анатолий Маньшин, Анатолий Рублев, Рафик Вартанян и другие. Мы были романтиками и предвкушали задушевную беседу с опытным чекистом. Но нас ждало разочарование. У генерала не было желания беседовать с нами. Он обворожительно улыбнулся и сказал: «Вы молодые, здоровые, сильные, поезжайте к местам службы, желаю удачи». Мы, опустошенные, пошли в кадры. По дороге пожурили генерала.

Мне объявили назначение в Особый отдел корпуса войсковой части 25690, дислоцировавшийся в Кутаиси. Начальник особого отдела полковник Зайцев А.С. и его заместитель подполковник Маныкин А.Н. после короткого знакомства отвезли к месту жительства, а потом познакомили меня с командиром мотострелкового полка полковником Вахитовым. Предыдущего оперработника уволили за дискредитацию органов КГБ. Работу он запустил. Заместитель начальника особого отдела порекомендовал мне по оперативным вопросам обращаться к майору Уварову Ивану Александровичу, моему куратору.

А вопросов было много. Как восстановить связь с источниками информации, как приобретать новые источники, где с ними встречаться, как соблюсти конспирацию, как работать по сигналам? На первых явках из девяти источников по разным причинам отказались сотрудничать с особым отделом семь человек. Давать ли согласие им или не давать? Как докладывать об этом руководству или временно умолчать? Командир полка предложил поменяться кабинетами, какое принять решение? И еще масса вопросов, на которые я не находил ответов, потому что в школе № 311 о них не говорили. «Теория, друг мой, сера, но зелено вечное древо жизни».

Но и с этими вопросами стоит ли обращаться к куратору, как это скажется на моем авторитете в его глазах и в глазах руководителей, если он будет докладывать обо всех моих вопросах? К тому же мне, молодому контрразведчику, хотелось проявить инициативу. Я анализировал оперативную обстановку, самостоятельно принимал оперативные решения. И жизнь показывала, что я справлялся и делал правильный выбор.

Я с благодарностью вспоминаю своего куратора, его ответы и его советы. Образ Уварова И.А. стоит перед глазами: его добрая улыбка, жесты, мимика, шутки, рассудительность, образность выражений, культура общения и благосклонность к неопытному сотруднику.

По совету Уварова я ни одному агенту-отказнику не дал своего согласия. Через две-три явки все стало на свои места, от них поступала оперативная информация, и я стал приобретать опыт работы с агентурой. Потихоньку начал понимать, что такое работа по сигналам, а таких сигналов было несколько, в основном по высказыванию изменнических настроений от солдат, отчисленных с государственной границы за такие высказывания.

А спустя пять месяцев я завербовал первого агента из числа солдат, от него получил информацию об изготовлении солдатом пистолета. Во время изъятия пистолета узнал интересную информацию о себе. Раньше солдаты, наблюдая за особистом, обращали внимание на то, что тот здоровался за руку только с несколькими солдатами. Это позволило сделать наблюдавшим вывод, что именно те солдаты, с кем он здоровался, скрытно встречались с особистом. Наблюдение за мной их ввело в замешательство, так как я здоровался за руку со всеми без исключения солдатами, сверхсрочниками и офицерами, встречавшимися на моем пути в полку. Их вводило в заблуждение мое поведение в Ленинской комнате, где я играл с солдатами в шашки, шахматы, болел за кого-то из солдат-нацменов, игравших в нарды.

Анализ этой информации позволил мне придумать условный сигнал, используемый при рукопожатии, незаметный для присутствующих. Таким образом, я придумал новый и, главное, надежный способ личной связи с агентами.

От агентуры я получил информацию о политически нецелесообразных разговорах сверхсрочника, участника Великой Отечественной войны, имеющего боевые награды. Суть вопроса заключалась в том, что его приглашали родственники партийных руководителей Грузии на дом для ремонта бытовой техники. Племянник известного в СССР деятеля Верховного Совета СССР Георгадзе также его приглашал к себе на дачу. После ремонта техники, в нарушение грузинских обычаев, они просто выпроваживали его до следующего вызова. Такое отношение оскорбляло сверхсрочника, а отказать он не мог, так как ему приказывал командир полка. Обиды высказывались в узком кругу, с дополнениями вроде тех, что во время войны грузины находились в основном в заградительных отрядах или в ансамблях песни и пляски по пятьсот человек, а на передовой воевали в большинстве своем русские и украинцы.

Я доложил информацию руководству, и мне было приказано провести профилактическую беседу со сверхсрочником, который мне в отцы годился и, кроме того, был симпатичен мне по-человечески.