Воспоминания военного министра

Со своей стороны я не стеснялся при разборе задач критиковать работы великого князя, а в данном случае указал на опасность подобного решения.

На следующий день великий князь влетел ко мне в канцелярию, показывая полученную им телеграмму, в которой значилось, что в действительности мост есть – он недавно построен. «Разрешите мне, ваше императорское высочество, ответить вам на это в часы, назначенные для разбора задач», – получил он от меня ответ.

Сам он также не рад был своей выходке, потому что мне не трудно было доказать ему, в присутствии всей партии, бестактность его поступка.

Об этом я обязан был доложить начальнику академии, а через несколько дней Драгомиров получил приглашение вместе со мной пожаловать во дворец, к великой княгине Ольге Федоровне, матушке Николая Михайловича.

– Надевай мундир и пойдем на расправу, – объявил мне Михаил Иванович.

Когда мы вошли, великая княгиня возлежала на кушетке; у ног ее была шкура громадного белого медведя.

Она предложила нам сесть.

Разговор между Михаилом Ивановичем и великой княгиней был приблизительно такого содержания (я в нем участия не принимал).

– Как вы, довольны, генерал, моим сыном?

– Пока да, ваше высочество, Бог грехи терпит.

– Но вы его ведь неспособным не считаете?

– Это скажется к выпуску, тогда его высочество сам выскажется.

– Я нахожу, что к нему не совсем справедливо относятся, пристрастно.

– А тому, кто вам это сообщил, ваше высочество, вы скажите, что он врет, в этом я вам ручаюсь.

– Я думаю, что занятия в академии поставлены не совсем правильно.

– Это дело конференции академии, а мы с вами, ваше императорское высочество, не судьи, – ни вы, ни я изменить ничего не можем.

Пользуясь минутным молчанием, Михаил Иванович, тяжело подымаясь и опираясь на палку, на прощание сказал:

– Разрешите откланяться, у нас с ним много дела, да и вы, вероятно, пойдете Богу молиться: слышу звон вашей домашней церкви.

Мы удостоились милостивого кивка головой и удалились. Выйдя на набережную Невы, Драгомиров сказал только:

– А я думал, она умнее.

Великому князю Николаю Михайловичу была известна склонность Драгомирова хорошо выпить и закусить. Большой знаток хороших вин, редкий гастроном, он охотно принимал предложения разделить трапезу там, где кулинарное искусство процветало. Имея острый зуб против начальника академии, именно эту слабую струну Драгомирова великий князь и задумал сделать орудием мести.

С шестью офицерами моей партии и великим князем Николаем Михайловичем я был в тактической полевой поездке в Павловске. Неожиданно получена была телеграмма о том, что начальник академии приедет к нам на эти занятия. К прибытию поезда у вокзала верхом мы встретили Михаила Ивановича; для него же самого приготовлен был извозчик, так как раненая нога его еще не давала возможности сесть на коня.

Работа распределялась так, чтобы можно было продолжительное время оставаться в поле. Поэтому завтракали мы на лоне природы или в какой-нибудь деревне. На этот раз великий князь взял на себя заведование продовольственной частью. После нескольких проверенных задач все мы проголодались, не исключая и нашего начальства, которое даже спросило меня, каким способом мы подкрепляем наши силы.

Так как место нашего завтрака было уже недалеко, то, прекратив занятия, вся партия двинулась к оврагу у села Федоровский Посад. Там мы нашли большой зеленый шатер, придворную прислугу и роскошно сервированный стол с обильными закусками, водкой, винами, фруктами. Один вид всего этого привел Михаила Ивановича в оживленное настроение. Николай Михайлович любезно заявил Драгомирову, что он теперь в гостях у великого князя, и принялся усиленно угощать вином начальника академии, причем я заметил, что в бокал шампанского последнему подливали коньяк. Николай Михайлович старался напоить и меня, но я предусмотрительно выливал свой бокал в траву под столом. Погода стояла жаркая, и вино одолело Драгомирова.

Когда мы вошли на дачу, где была общая квартира партии, Николай Михайлович предложил Драгомирову сыграть партию в винт.

Не хватало четвертого партнера, и великий князь предложил пригласить живущего недалеко на даче профессора Кублицкого, человека очень щепетильного. Ему послана была записка в форме приказания начальника академии. Посланному с этой запиской я дал понять, что лучше всего будет, если Кублицкого дома не окажется. Когда затем доложили, что профессора дома нет, то великий князь сказал, что этого не может быть. Драгомиров решил это проверить лично, и все мы отправились на дачу, находившуюся совсем близко от нашей. Кублицкий оказался дома, и произошла очень неприятная сцена: начальник академии обвинял профессора в нарушении порядка службы неисполнением письменного приказания.

Великий князь торжествовал, точно Мефистофель. Было ясно, что из всего этого будет создан грандиозный скандал с прискорбными последствиями. Драгомирова я с трудом увез в Петербург и передал в руки его супруги.