Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2

Когда мы ездили по стране, то в пути нам попадались памятники, которые были поставлены колонизаторами в честь их побед и захватов различных территорий Индии. Все это были какие-то военные, морские или сухопутные командующие, либо представители британской короны. И все эти памятники как-то уживались рядом. Индусы – удивительные люди, их терпение невероятно. Как можно, на наш взгляд, мириться с памятниками, которые свидетельствуют об утрате независимости и угнетении страны британскими колонизаторами? Мы у себя после революции почти все старые памятники сбросили. Некоторые только оставили с соответствующими надписями, как память о былых угнетателях. Правда, и такие некоторые памятники разрушили, которые вовсе не следовало бы разрушать. Под горячую руку в Севастополе развалили памятник адмиралу Нахимову, а потом, во время Великой Отечественной войны, был учрежден орден Нахимова! Все, конечно, может случиться, когда совершается такой глубокий социальный переворот, каким был Октябрь 1917 года. Тут воистину лес рубят – щепки летят. Нахимов-то был адмиралом, а почти все адмиралы и генералы старого времени своей деятельностью служили укреплению самодержавия, которое народ свергнул. Это уже потом оценили исторические заслуги Нахимова при обороне Севастополя и учредили орден его имени.

Тут я бы сказал, что Сталин сделал это конъюнктурно. Он тогда поднял на щит Суворова и Кутузова, Ушакова и Нахимова, портреты их повсюду вывесил. Когда я как-то приехал в Москву, то был поражен. Из какого склада он их извлек? Пыли въелось в них столько, что нельзя было ее ни стряхнуть, ни смыть. Эти портреты представляли собой музейную редкость. Но Сталину требовалось наглядное воздействие на людей, которые к нему приходят. А как только кончилась война, портреты исчезли со стен и остались только на груди воинов, удостоенных наград за умение и храбрость в войне против Гитлера…

Завершал наше пребывание в Индии опять митинг. Неру назвал его приемом в честь СССР от имени народа Индии. На огромной красивой площади были сооружены трибуны. Народу собралось – яблоку негде упасть. Люди стояли так плотно, что раскачивались всей грудой, потому что задние напирали, чтобы продвинуться поближе к трибуне, и толпа колыхалась, как морская волна. Я опасался, что могут быть человеческие жертвы. Неру, его правительство и гости заняли свои места. Неру по радио обратился к присутствующим с просьбой, чтобы все уселись. Он тоже боялся, что спокойствия в толпе не будет, задние начнут напирать на передних и люди подушат друг друга. Народ стал садиться на землю. Подошла Индира Ганди и прошептала что-то на ухо отцу. Он снова обратился к собравшимся: «Я старый человек, думал, что удобнее всем сесть, но дочь напомнила, что при исполнении гимнов надо обязательно стоять. Прошу вас опять подняться и выслушать гимны стоя». Народ поднялся, выслушал гимны Индии и СССР, после чего Неру вновь предложил всем усесться. Наступило спокойствие. Сидящие не могли напирать, будучи прикованы к своему месту. И этот митинг произвел грандиозное впечатление. Публика восторженно реагировала на все речи, особенно тогда, когда говорилось о дружбе между нашими народами. И тут, и повсеместно в Индии звучала фраза: «Хинди, руси, бхай, бхай!»

По результатам наших бесед Неру казался мне осторожным политиком, неторопливым, сдержанным. Он производил впечатление лица, которое хочет все видеть, все слышать, но воздерживаться от высказывания своего мнения по болезненным вопросам. Нас-то прежде всего интересовало то, как он относится к социалистическому строю. Неру же окончательно не высказывался ни за какой строй и был, пожалуй, кем-то вроде демократа.

И тем не менее, я думаю, Неру, обладая таким большим умом, рано или поздно придет к выводу, что единственно правильный путь – это путь строительства социализма. Только этим путем можно вывести страну, свой народ из нищенского положения. Я считал: надо проявить терпение, потому что даже косвенно навязывая свое понимание государственного устройства, мы встретили бы сопротивление. Сам же он все больше и больше склонялся к социализму, начал высказываться все определеннее. К сожалению, смерть прекратила его деятельность. Мы потеряли очень большого друга Советского Союза.