Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2

Однако встречу нельзя все же назвать бесполезной. Польза от нее была. После официальных заседаний, как это принято согласно международным правилам вежливости, каждая делегация в определенный вечер приглашала другую делегацию на обед или ужин. Там продолжался обмен мнениями уже после официальных переговоров. На пленарных заседаниях делегаций четырех держав тоже шел обмен мнениями, и каждая делегация высказывала свою точку зрения. А во время обедов та или другая делегация прощупывала гостей по всем вопросам, которые ее интересовали. И хотя мы ни о чем не договорились, но поняли, что можем разговаривать за столом переговоров. Впервые за послевоенное время встретились главы четырех великих держав. Тогда возник так называемый «дух Женевы», народы вздохнули свободнее, все почувствовали, что война, на пороге которой мы стояли, отодвинулась. Именно с Женевы начался тот долгий и нелегкий путь, который привел нас к разрядке, к заключению соглашений о запрещении испытаний ядерного оружия и подписания других важных документов. Этот путь был непрост и нелегок, и многое еще предстоит сделать в будущем. Однако приятно сознавать, что мы были в самом начале этой дороги и первыми пустились в неизведанное на поиски путей обеспечения мирного сосуществования, двинулись по узкой тропе, ведущей из Дворца Лиги Наций в Женеве.

Соединенные Штаты Америки: беседы с делегацией США и их президентом носили довольно дружеский характер и проходили в нормальных условиях. Однако нормальные условия не означают того, что они шли на уступки. США не могли в то время пойти на уступки. Ведь тогда, в частности, еще был жив Даллес[525], который и определял международную политику США, а вовсе не президент Эйзенхауэр. Хочу рассказать о такой картине, которую я наблюдал на пленарном заседании. Поочередно председательствовали главы делегаций. Когда председательствовал Эйзенхауэр, Даллес сидел справа от него, а я сидел слева от главы нашей делегации Булганина. Таким образом, я оказался рядом с Даллесом, отделенный только переводчиком.

Я наблюдал поразительную картину, произведшую на меня сильное впечатление. Даллес карандашом что-то писал по ходу совещания в своем блокноте, вырывал листки и складывал их под правую руку президента. Эйзенхауэр же по ходу заседания брал эти листки и зачитывал их. Не то, что он, прочитавши их, сделал для себя какие-то выводы и излагал свою позицию. Нет, он добросовестно, как школьник, зачитывал записки Даллеса. Мне трудно сказать, буквально ли он зачитывал их или что-то добавлял от себя. Но сложилось впечатление, что он зачитывал их дословно. И мне было жаль его: нельзя так вести себя перед всеми делегациями. Президент США терял свое лицо. Складывалось такое впечатление, что он смотрит на совещание глазами своего государственного секретаря. Так оно и было.

Это для нас было не в радость, потому что к Эйзенхауэру мы сохраняли какое-то доверие. Оно сложилось в результате его поведения во время войны. Я говорю здесь в основном о последнем этапе войны, когда немцы сняли многие свои войска с западного направления, где они действовали против высадившегося десанта союзников, и бросили их против наших войск. Гитлер хотел нас задержать, не дать нам возможности занять Берлин. Сталин говорил, что он обратился к Эйзенхауэру и указал, что это было бы несправедливо. Немцы тогда фактически уже прекратили активную войну против американских и английских войск. Эйзенхауэр придержал наступление своих войск, рассказывал нам Сталин, я это отлично помню. Ответил, что следует дать моральное удовлетворение русским. Русские понесли главные потери в борьбе с немцами, и они по праву должны со своими войсками войти в Берлин. Сталин приписывал нашу боевую заслугу рыцарскому благородству Эйзенхауэра, и я согласен в этой оценке со Сталиным.

Другой факт. Когда наши войска разбили немцев, сломили их сопротивление в направлении Вены, и немцы увидели, что они уже не могут сопротивляться, то они не сдались советским войскам, а, повернув на Запад, хотели сдаться американцам. Сталин опять обратился к Эйзенхауэру, указав, что мы их разбили, а оружие они складывают перед другими. Эйзенхауэр приказал своим войскам не брать разбитые дивизии в плен и предложить командующему немецкими войсками на этом направлении сдаться русским, сложить оружие перед нашими войсками. И еще один факт. В результате того, что немцы не оказывали должного сопротивления на западном направлении, войска союзников зашли за линии дислокации войск, определенные на Ялтинской конференции. Я помню (при мне это было), как Сталин проявлял тревогу: отведут ли американцы и англичане свои войска на те линии, которые определили в Ялте, или же потребуют признания статус-кво, установления демаркационной линии по месту фактического расположения войск. Когда немцы капитулировали, американцы вернулись на линию, определенную Ялтинской конференцией. Когда американцы так поступили, то и англичане последовали за ними.