Воспоминания Железного канцлера

При моих частых отлучках я терял контакт с некоторыми из моих коллег. То обстоятельство, что каждому из них я помог дослужиться в некоторых случаях с незначительной должности до министра и не обременял вмешательством в дела их ведомств, заставило меня переоценить их личное благожелательство ко мне. В текущие вопросы их ведомств я вмешивался очень редко и только тогда, когда видел опасность, что важные общественные интересы могут быть принесены в жертву интересам частного порядка. Так, например, я боролся против плана постройки на Рейне у Рейнгау канала, который проектировался в интересах судоходства и на 30 лет превратил бы в болото русло реки между берегами и обеими подлежащими постройке плотинами; точно так же я отнесся и к плану проложить по Курфюрстендамм шоссе обычной ширины и застроить все остальное пространство вплоть до прежней дороги. В обоих случаях я помешал намерениям тех учреждений, которым эти вопросы были непосредственно подведомственны, и полагаю, что заслужил этим признание. Протекцией я также не докучал моим коллегам и подчиненным мне имперским учреждениям. По конституции мне полагалось принимать на службу всех почтовых, телеграфных и [имперских] железнодорожных чиновников и замещать все должности в отдельных имперских ведомствах. Едва ли, однако, я когда‑либо потребовал от господина фон Стефана или от кого‑либо другого должность для рекомендуемого мною кандидата, хотя бы для почтальона. Нередко выступал я только против склонности моих коллег к новым важным законам и организациям, против склонности регламентировать, сидя за канцелярским столом, ибо я знал, что если не они сами, то их советники не знают меры в выдумывании законов и что многие из таких реферирующих советников по внутренним делам еще с экзаменов хранят проекты, которыми они пытаются осчастливить подданных империи, как только найдут согласного на это начальника.

Несмотря на мою сдержанность, большинство моих друзей по службе почувствовало после моей отставки точно облегчение от гнета. Во многих случаях это объясняется именно сопротивлением, которое я оказывал чрезмерному стремлению к бесполезным вмешательствам в наше законодательство.

В области школы я долго, но безуспешно боролся с теорией, согласно которой министр просвещения мог без законных оснований и независимо от уже имеющихся у школы средств устанавливать административным путем, без всякого учета платежеспособности, размеры обложения каждой общины в пользу школы. Эта всеобъемлющая власть, которой нет ни в одной другой отрасли управления, в некоторых случаях применялась так широко, что доводила общины до полного разорения. Основывалось такое положение не на законе, а на рескрипте прежнего министра вероисповеданий фон Раумера, подчинившего школьный бюджет предписаниям соответствующего отдела [провинциального] управления и в последней инстанции министру. Стремление при помощи закона закрепить этот министерский абсолютизм служило препятствием утверждению представляемых мне школьных законопроектов.

В области финансов мое согласие на какую‑либо налоговую реформу всегда было обусловлено стремлением к тому, чтобы прямые налоги, взимающиеся вне зависимости от имущества плательщика, не послужили в дальнейшем масштабом для ежегодных надбавок. Если несправедливость, уже совершенную введением налогового обложения на землю и дома, нельзя было исправить, то ведь из этого не следует, что надо усугублять ее ежегодными надбавками. Мой последний коллега по министерству финансов Шольц, с которым я всегда жил в дружбе, разделял мой взгляд, но ему приходилось вести борьбу с парламентскими и министерскими затруднениями при исправлении ошибок; зато воинственность его советников получила, без сомнения, более широкое поле действия после моего ухода из государственного министерства.

Одно из моих требований, которое в течение многих лет не находило отклика в министерстве финансов, заключалось наряду с предложением ввести личные декларации о своих доходах еще в том, что следует облагать иностранные ценности выше германских; для германских ценностей это в известной мере являлось бы покровительственной пошлиной, а доходы, поступающие автоматически, облагались бы выше доходов, ежегодно зарабатываемых вновь.