И он почувствовал, как жарко. В Мэне летом тоже бывало жарко и достаточно влажно, чтобы ночью тело иной раз становилось липким от пота, но с такими жарой и влажностью Ричи не сталкивался никогда в жизни. Низкий туман, молочный и густой, заполнял низины и стелился по земле, обтекая ноги мальчиков. В воздухе стоял резкий запах горящих зеленых веток.
Он и Майк, не обменявшись ни словом, двинулись на шум бегущей воды, прокладывая путь сквозь незнакомую растительность. Толстые лианы свисали между деревьями, будто похожие на паутину гамаки, однажды Ричи услышал, как кто-то ломится сквозь подлесок. По звукам животное это размерами превосходило оленя.
Он остановился на несколько мгновений, чтобы оглядеться, повернулся на триста шестьдесят градусов, изучая горизонт. Он знал, где должен возвышаться толстый белый цилиндр Водонапорной башни, но не обнаружил ее на положенном месте. Как не обнаружил железнодорожной ветки, идущей к грузовому двору в конце Нейболт-стрит или жилого района Олд-Кейп: место домов заняли низкие обрывы и холмы из красного песчаника, торчащие среди гигантских папоротников и сосен.
Над головой раздалось хлопанье крыльев. Мальчики пригнулись, и над ними пролетела эскадрилья летучих мышей. Таких огромных летучих мышей Ричи не видел никогда и напугался даже сильнее, чем в те мгновения, когда Билл пытался разогнать Сильвера и они слышали, как их настигает оборотень. Безмолвие и чужеродность этого места наводили страх, но еще больше ужасало другое: они его знали, и знали хорошо.
«
Но теперь он видел: крылья летучих мышей такие изорванные, что сквозь них пробивался свет мутного солнца, а когда они проходили под гигантским папоротником, Ричи заметил толстую желтую гусеницу, которая ползла поперек широкого зеленого листа, отбрасывая тень. И крохотные черные насекомые прыгали и жужжали на теле гусеницы. Если это и сон, то таких отчетливых снов он еще никогда не видел.
Они шли на звук воды в густом, стелящемся, доходящем до колен тумане, и Ричи не мог сказать, касаются его ноги земли или нет. Наконец они добрались до места, где и туман, и земля обрывались. Ричи смотрел, не веря своим глазам. Он видел перед собой не Кендускиг… и тем не менее Кендускиг. Вода ревела и пенилась в узком русле, пробитом в скальной породе… и, глядя на другой берег, он видел века, запечатленные в слоях камня, красном, оранжевом, снова красном. Эту реку они по камням перейти бы не смогли; тут требовался веревочный мост, а если упадешь, поток унесет тебя сразу. Шумела вода злобной, тупой яростью, и пока Ричи, разинув рот, смотрел на реку, из нее выпрыгнула розовато-серебристая рыба, пролетела по невероятно высокой дуге, на ходу хватая насекомых, тучи которых висели над поверхностью. Рыба плюхнулась в воду, но Ричи успел разглядеть ее и понял, что такой рыбы не видел никогда в жизни, даже в книжках.
Птицы стаей летели в небе, издавая грубые крики. Не десяток, не два – на мгновение небо потемнело от птиц, они закрыли собой солнце. Еще какое-то животное ломанулось сквозь кусты, за ним последовали другие. Ричи развернулся, сердце больно ухало в груди, и он увидел, как мимо пробежала вроде бы антилопа, направляясь на юго-восток.
«
Птицы улетели, вероятно, дружно решив перебраться куда-то южнее. Мимо них опять пробежало какое-то животное… и еще одно. Вновь наступила тишина, нарушаемая только мерным урчанием Кендускига. В тишине висело ожидание, тишина ждала, когда же что-то свершится, и Ричи это не нравилось. Он чувствовал, как волосы на затылке шевелятся и пытаются встать, и вновь схватил Майка за руку.