Воссоединение

«Нам всем следовало так поступить – просто держаться подальше. Нет у нас тут никаких дел. Возвращаться туда, где вырос, – все равно что исполнять какой-нибудь безумный йоговский трюк, скажем, сунуть ноги в рот. А потом проглотить себя так, чтобы ничего не осталось; сделать такое невозможно, и любой здравомыслящий человек должен только радоваться, что невозможно… так что же все-таки случилось с Тони и Филом Трекерами?»

Для Тони, возможно, все закончилось инфарктом: он таскал на себе как минимум семьдесят пять лишних фунтов жира и мяса, и сердце могло не выдержать. Поэтам дозволено романтизировать разбитые сердца, Барри Манилоу поет о них, и Эдди ничего не имел против (они с Майрой собрали все альбомы, записанные Барри Манилоу), но лично он предпочитал раз в год снимать электрокардиограмму. Конечно же, если Тони что и подвело, так это сердце. А Фил? Возможно, беда подстерегла его на автостраде. Эдди, который и сам зарабатывал на жизнь, крутя баранку (точнее, раньше зарабатывал; теперь только иногда возил знаменитостей, а большую часть времени рулил столом), знал, какие опасности таят в себе автострады. Старина Фил мог в гололед вылететь на своем трейлере с трассы где-нибудь в Нью-Хэмпшире или в Хайнсвиллских лесах к северу от Мэна. А может, у его трейлера отказали тормоза на длинном спуске к югу от Дерри, когда он ехал в Хейвен под весенним дождем. Об этом и о многом другом говорилось в песнях о водителях-дальнобойщиках, которые ходили в стетсонах и не гнушались обмана. Рулить столом иногда одиноко, но Эдди достаточно много времени просидел в водительском кресле, и его ингалятор всегда ездил вместе с ним, лежал на приборном щитке, рычаг клапана смутно отражался в ветровом стекле (а в бардачке компанию ингалятору составляла целая аптека), и знал, что цвет одиночества – расплывчато-красный: отраженный от мокрого асфальта свет задних фонарей автомобиля, который едет впереди тебя под проливным дождем.

– А время бежит, нам за ним не угнаться, – прошептал Эдди Каспбрэк, не отдавая себе отчета, что говорит вслух.

Чувствуя себя спокойным и несчастным (в таком состоянии он, сам того не подозревая, пребывал довольно часто), Эдди обошел здание, поскрипывая по гравию туфлями от «Гуччи», чтобы взглянуть на площадку, где в его детстве постоянно играли в бейсбол, в те далекие времена, когда мир, казалось, на девяносто процентов состоял из детей.

Площадка не так уж и изменилась, но одного взгляда хватило, чтобы понять: в бейсбол здесь больше не играют – в какой-то момент традиция умерла, по ей одной ведомым причинам.

В 1958 году ромб внутреннего поля ограничивали не выбеленные дорожки, соединяющие базы, а вытоптанные ногами тропки. И баз, как таковых, у них не было, у этих мальчишек, которые играли здесь в бейсбол (все мальчишки были старше Неудачников, хотя Эдди помнил, что Стэнли Урис иногда принимал участие в игре; отбивал мяч слабовато, но на наружном поле бегал быстро и демонстрировал отменную реакцию). Базами служили четыре куска грязного брезента, которые хранились под погрузочной платформой длинного кирпичного здания, торжественно доставались оттуда, когда мальчишек набиралось на две команды, и не менее торжественно возвращались на место, когда сгустившиеся сумерки останавливали игру.

Но теперь Эдди не видел протоптанных бейсбольных тропок. Слишком уж много сорняков проросло сквозь гравий. Повсюду блестели осколки разбитых бутылок из-под пива и газировки; в те давние дни все осколки добросовестно убирались. Что осталось неизменным, так это проволочный забор в дальнем конце площадки, высотой в двенадцать футов и ржавый, как засохшая кровь. Он разрисовывал небо ромбами.

«Это она, зона круговой пробежки», – подумал Эдди. Сунув руки в карманы, ошеломленный, он стоял на том месте, где двадцать семь лет назад был «дом» 34. За забор и в Пустошь. Такой удар по мячу они называли «Автоматом». Эдди громко рассмеялся и тут же нервно оглянулся, словно это рассмеялся призрак, а не мужчина в слаксах за шестьдесят долларов, мужчина из плоти и крови, реальный, как… ну, реальный, как…

«Брось, Эдс, – вроде бы прошептал ему в ухо голос Ричи. – И вовсе ты не реальный, и в последние годы ржачек тебе выпадало мало, и случались они редко. Так?»

– Да, так, – тихо ответил Эдди и пнул несколько камушков, оказавшихся под ногой.