Воссоединение

Кей повернулась и побежала к дальней стене прихожей, чтобы проскочить сдвижные двери в гостиную, сдвинуть их и закрыть на врезной замок поворотом барашка. До дверей она добежала первой – он хромал, – но двери сдвинуть не успела. Том успел поставить плечо между створками, а потом резко распахнул их. Она повернулась, чтобы бежать дальше; он схватил ее за платье и дернул на себя, оторвав всю «спину» до талии. «Это платье сшила твоя жена, говнюк», – успела подумать она, а потом Том развернул ее лицом к себе.

– Где она?

Кей вскинула руку и залепила ему оплеуху. Голова Тома откинулась назад, из пореза на левой щеке вновь потекла кровь. Он схватил Кей за волосы и насадил ее лицо на свой кулак. Кей показалось, что нос просто взорвался. Она закричала, вдохнула, чтобы закричать вновь, и закашлялась собственной кровью. Ее охватил дикий ужас. Такого ужаса она не испытывала за всю свою жизнь. Этот обезумевший сукин сын собирался ее убить.

Она кричала, она кричала, а потом его кулак вонзился ей в живот, вышибив из нее весь воздух, и теперь она могла только раскрывать рот. На мгновение она даже подумала, что сейчас задохнется.

– Где она?

Кей покачала головой.

– Не… видела… ее… – прохрипела она. – Полиция… ты сядешь в тюрьму… говнюк…

Он поднял ее на ноги, и она почувствовала, как в плече что-то надломилось. Снова боль, такая сильная, что Кей замутило. Том ее развернул, по-прежнему держа за руку, потом загнул руку ей за спину, и Кей прикусила губу, давая себе слово, что больше не закричит.

– Где она?

Кей покачала головой.

Он дернул ее руку, дернул с такой силой, что сам хрюкнул. Она почувствовала его дыхание на своем ухе, почувствовала, как ее правый кулак ударил о ее левую лопатку, и снова закричала. Потому что в плече что-то надломилось еще сильнее.

– Где она?

– …знаю…

– Что?

– Я не ЗНАЮ!

Он ее отпустил и толкнул. Кей, рыдая, упала на пол, из носа текли сопли и кровь. Раздался почти музыкальный звон, и, оглянувшись, Кей увидела склонившегося над ней Тома. Он разбил еще одну вазу, на этот раз из уотерфордовского хрусталя 55. Вазу он держал за основание, а зазубренный скол находился в нескольких дюймах от ее лица. Она как загипнотизированная уставилась на острия.

– Вот что я тебе скажу. – Слова вылетали между вдохами и струями теплого воздуха. – Ты сейчас говоришь мне, куда она поехала, или тебе придется собирать лицо с пола. У тебя есть три секунды, может, меньше. Когда я злюсь, время для меня идет быстрее.

«Мое лицо», – подумала она, и эта мысль заставила сдаться… или, если угодно, сломала ее: мысль о том, что этот монстр изрежет ее лицо «розочкой» из уотерфордовской вазы.

– Она поехала домой. – С губ Кей сорвалось рыдание. – В родной город, Дерри. Город называется Дерри, в штате Мэн.

– Как поехала?

– На автобусе до Милуоки. Оттуда собиралась лететь.

– Паршивая, вонючая блядь! – воскликнул Том, вставая. Прошелся по гостиной, вцепившись руками в волосы, и без того торчащие во все стороны. – Эта манда, эта блядь, эта похотливая сука! – Он взял изящную деревянную скульптуру (мужчину и женщину, занимающихся любовью), которую Кей купила еще в двадцать два года, и запустил в камин, где она разлетелась в щепки. Глянул на свое отражение в зеркале над камином, постоял с широко раскрытыми глазами, будто смотрел на призрак. Достал что-то из кармана пиджака, в котором пришел, и она увидела, не без удивления, что это книга в обложке карманного формата. На лицевой стороне буквы из красной фольги складывались в название – «Черная стремнина». Картинка изображала нескольких молодых людей, стоящих на высоком обрыве над рекой.

– Кто этот хрен?

– А? Что?

– Денбро. Денбро. – Он потряс перед ней книгой, потом стукнул по лицу. Щеку пронзила боль, и по ней разлилось жаркое тепло, как от печи. – Кто он?

Кей начала понимать.

– Они дружили. В детстве. Они выросли в Дерри.

Он снова ударил ее книгой, на этот раз по другой щеке.

– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Пожалуйста, Том.

Он перетащил через нее антикварный (восемнадцатого века), с изящными изогнутыми ножками стул, развернул. Сел. Его злобное лицо смотрело на нее поверх спинки.

– Слушай меня. Слушай своего дядю Тома. Ты на это способна, сжигавшая бюстгальтеры сука?

Кей кивнула. Она чувствовала в горле вкус крови, горячий и медный. Плечо горело. Она молила Бога, чтобы все ограничилось вывихом, не переломом. Но ведь этим могло не ограничиться. «Мое лицо, он собирался порезать мне лицо…»

– Если ты позвонишь в полицию и скажешь, что я сюда приходил, я буду все отрицать. Ты ни хрена не докажешь. У твоей служанки выходной, так что мы тут вдвоем. Конечно, они все равно могут меня арестовать, все возможно, так?

Она почувствовала, как кивает, словно голова дернулась на веревочке.

– Конечно, могут. И как только меня выпустят под залог, я приду сюда. Потом они найдут твои груди на кухонном столе, а глаза в аквариуме. Ты меня поняла? Ты поняла, о чем говорит твой дядя Томми?