Как долго порты показывают эти кадры? Всю ночь? Когда это началось?
Они показывают лицо мужчины с каштановыми волосами.
Картинки продолжают сменять друг друга, безжалостные, изображая людей, которые не в состоянии закрыть глаза. Но свои глаза я могу закрыть. И закрываю. Больше не хочу ничего видеть. Я порываюсь убежать и слепо разворачиваюсь к двери.
Но затем слышу мужской голос, глубокий, мелодичный и чистый.
— Общество больно, — говорит он, — и у нас есть лекарство.
Я медленно оборачиваюсь. Но лица говорящего не вижу; один лишь звук.
Порты показывают только неподвижно лежащих людей.
— Это Восстание, — говорит он. — Я Лоцман.
В крошечной прихожей слова эхом отскакивают от стен, возвращаясь ко мне от каждого угла, от каждой поверхности в комнате.
Лоцман.
Лоцман.
В течение многих месяцев я мечтала услышать голос Лоцмана.
Я представляла, что буду чувствовать страх, удивление, радость, волнение, опасение. Но не думала, что будет это.
Настолько глубокое, сравнимое с разбитым сердцем. Я протираю глаза тыльной стороной ладони.
До этого момента я не осознавала, что ожидала узнать голос Лоцмана.
— Мы называем эту болезнь чумой, — поясняет Лоцман. — Общество создало ее и пустило в водоемы на территории Врага.
Слова Лоцмана сыпятся в тишину, как тщательно отобранные семена или луковицы, падающие в истощенную почву.
Картинка меняется; теперь мы поднимаемся за кем-то по ступенькам Сити-Холла. Изображение очень четкое, несмотря на ночь, и, хотя здание не подсвечивается специальными огнями, вид мраморных ступенек и парадных дверей напоминает мне о банкете Обручения. Еще и года не прошло, как я поднималась по такой же лестнице в Ории. Что сейчас скрывают двери мэрий в остальных городах Общества?
Камера перемещается внутрь.
— Враг истреблен, — говорит Лоцман. — Но чума, предназначавшаяся ему, продолжает жить среди нас. Посмотрите, что творится в столице Общества, в самом Центре, куда чума проникла прежде всего. Общество больше не могло удерживать болезнь в медицинских центрах. Им пришлось заполнить больными другие правительственные здания и квартиры.
Мэрия забита до отказа, здесь еще больше пациентов.
Мы снова на улице, глядим сверху на белую стену, окружающую Сити-Холл.
— В настоящее время, в каждой провинции поставили подобные заграждения, — объясняет нам Лоцман. — Общество пыталось сдержать распространение чумы, но их затея не увенчалась успехом. Столь многие заболели, что Общество больше не может поддерживать ситуацию, даже в самых необходимых случаях. Сегодня, например, не состоялся банкет Обручения. Некоторые из вас будут помнить об этом.
Я подхожу к окну и наблюдаю оживленную деятельность.
Восстание уже здесь и не скрывается. Они пролетают над нашими головами; в своей черной форме они выделяются из толпы. Многие ли прилетели на воздушных кораблях? А сколько из них просто сменили одежду? Насколько глубоко Восстание проникло в Центр?
Почему я так мало знаю о том, что происходит? Это вина Общества, за то, что заставили меня забыть, или Восстания, за то, что не предоставили мне достаточно информации?
— Когда болезнь была только разработана, — продолжает Лоцман, — некоторые из нас уже предвидели то, что может случиться. Мы смогли дать иммунитет некоторым из вас. Для остальных у нас есть лекарство.
Теперь голос Лоцмана звучит эмоциональней, с большим убеждением. Он становится громче, он играет на нашей растерянности, заполняет пустоты в сердцах. — Мы сохраним все то хорошее, что было в Обществе, все лучшие стороны нашего образа жизни. Мы не потеряем то, что вы так долго строили, но избавимся от всех болезней в Обществе.
— Это Восстание, — говорит он, — отличается от других, что были в нашей истории. Оно начнется и закончится, сохранив вашу кровь, не пролив ни капли ее.
Я начинаю незаметно отступать к двери. Мне нужно попытаться отыскать Кая. Сегодня он не пришел к озеру, может быть, по причине этих событий. Он не смог выбраться. Но, возможно, он все еще где-то здесь, в Центре.
— Мы сожалеем лишь о том, что не смогли вмешаться раньше, до того, как была потеряна хоть
На экране, некто в черной форме открывает кейс. Он наполнен небольшими красными пробирками.