Воссоединенные

Касался ли его кто-то украдкой, прежде чем он снова оказывался у подножья горы с камнем наготове? Улыбался ли он себе, когда вновь начинал катить камень?

Я никогда не сочиняла песню, но начинала писать стихотворение, которое не смогла закончить. Оно было посвящено Каю и начиналось словами:

К тебе карабкаюсь во тьме,
А ждешь ли ты меня при звездах и луне?

— Сейчас, — говорю я, вытаскивая обугленную палочку из рукава и бумажку из-за манжета.

Я пишу внимательно. Никогда еще слова не приходили ко мне с такой легкостью, но я стараюсь не совершать ошибки в их написании. Иначе придется идти к архивистам за новой порцией бумаги. Все строчки стихотворения уже крутятся у меня в голове, поэтому я пишу быстрее, чтобы не потерять ни слова.

Я всегда думала, что мое первое оконченное стихотворение будет для Кая. Но это все же кажется правильнее. Этот стих о нас двоих, и в то же время о других. Он рассказывает обо всех местах, где можно встретить свою любовь.

Чайная роза, плетистая роза, кружевная морковь.
Вода, река, камни и солнце вновь.

На холме и под деревом ветер резвится.
Никому не заметен, далеко за границей.

К тебе карабкаюсь во тьме,
А ждешь ли ты меня при звездах и луне?

Я использовала начальные строчки из стихотворения к Каю, чтобы закончить этот стих. Наконец-то я написала что-то от начала и до конца. После секундного колебания я приписала свое имя — автора — внизу страницы.

— Держите, — говорю я. — Можете наложить музыку на эти слова и станете владелицей песни.

Меня будто осенило: вот так, в действительности, и надо создавать творения. В этаком сотрудничестве, когда ты даешь слова, а другие берут их и придают им смысл, или кладут на них музыку, или откладывают в сторону, если это не то, что им нужно.

Сначала она не берет бумажку. Наверно, думает, что придется предложить что-то взамен.

В это мгновение я осознаю, что идея торговать искусством была в корне неверной.

— Я даюэто для вашего сына, — говорю я. — От меня лично. Не от архивистов. И не как торговец.

— Спасибо, — отвечает она. — Вы очень добры. — Она выглядит удивленной и довольной, и засовывает бумажку в рукав, повторяя за мной. — Но вдруг это не сработает...

— Тогда приходите снова, — предлагаю я. — И я дам вам зеленые таблетки.

***

Простившись с женщиной, я направляюсь в тайное убежище архивистов, чтобы разузнать, есть ли для меня какая работа, и в то же время проверить сохранность своих вещей. После кражи тех ценностей, я отдала свою коробку на хранение архивистам. Ее спрятали где-то в потайной комнате, которую я никогда в глаза не видела. И только у нескольких архивистов есть ключи от дверей.

Мне выносят коробку, и я сразу заглядываю внутрь. Некогда заполненная бесценными документами, теперь она хранит рулон бумаги из порта, пару туфель производства Общества, белую рубашку — часть униформы чиновника, и красное шелковое платье, которое я надевала, когда шла на озеро на свидание с Каем. И два стихотворения, которые я всегда ношу с собой. Все вместе, это не выглядит впечатляющей коллекцией, но для начала сойдет. Всего несколько недель. А потом, либо Восстание доставит меня к тем, кого я люблю, либо я сама найду способ уйти.

— Все на месте, — говорю я архивисту-помощнику. — Спасибо. Есть ли на сегодня еще какие-то сделки для меня?

— Нет. Но, как обычно, ты можешь постоять у музея в ожидании заказчиков.

Я киваю. Если бы утром я не потратила время на ту женщину, то моя коллекция пополнилась бы еще на один предмет.

Я отрываю длинный кусок бумаги из рулона и оборачиваю его вокруг запястья, пряча под рукав. — Это все, — оповещаю я архивиста. — Спасибо.

Глава архивистов ловит мой взгляд, когда я появляюсь из-за стеллажей. Она мотает головой. Еще нет. Мой стих и микрокарту все еще не доставили.

Иногда я представляю, что глава архивистов и есть настоящийЛоцман, ведущий нас в воды наших желаний и нужд, доставляющий нас в безопасное место в лодках, наполненных различными предметами, необходимыми нам, чтобы начать новую, настоящую жизнь.

Это не так уж невозможно.

Какое место подойдет для повстанцев лучше, чем эти подземелья?

***

Взбираясь по лестнице на поверхность земли, я чувствую усиливающийся запах травы и приближение сумерек.

Возвращаясь в город, я уже не так уверена, что смогу это сделать. Ведь я так долго хранила этот стих. Возможно, я трачу и отдаю слишком много. Но избавиться от своих самых больших сожалений мне так и не удалось. Я столь долго берегла стихи, и вот они украдены; я так и не научила писать ни Ксандера, ни Брэма. Почему я не подумала сделать это? Брэм и Ксандер умные мальчики; они могли бы сами научиться, но ведь иногда бывает так приятно, когда кто-то помогает тебе сделать первые шаги.