Читаем Воссоздание Святой Руси полностью

Вот эта практически необходимая толерантность и есть психологически сдерживающее начало, ограждающее глубинный и законный консерватизм религиозности от заболевания его фанатизмом. Вопрос об обуздании страсти фанатизма, сам по себе один из второстепенных вопросов морали, выдвигается в ряд первостепенных, если он связывается с исторической злобой дня. А для нас эта злоба дня именно такова. Мы оскорблены насильственно торжествующим безбожием до глубины души. Святыни наши растоптаны и поруганы. Народ наш оторван от них, запуган, растлен и развращен. Все критерии природной совести в нем перевернуты вверх ногами. Далеко не во всех конечно, а только в отобранном и специально для безбожия перевоспитанном и организованном меньшинстве. Но ведь активное меньшинство (так и называется у большевиков «актив») всегда и везде служит ядром, около которого навертывается сама по себе пассивная масса и, таким образом, создает решающее или даже подавляющее большинство. При обратном процессе опять новое активное меньшинство своей ведущей энергией будит и увлекает дремлющее, пассивное большинство и создает на нем собственное, новое большинство. При работе над массами просыпаются инстинкты и соблазны демагогии. Толпа стихийно раскаляется до человека — зверя. И если вожди поддались буре фанатизма, им разрушительных страстей массы не сдержать. Святая ревность об истине и святыне выродится в дикую, животную месть. Неизбежно унижено и запятнано будет великое ж высокое дело нового крещения раскрещенной Руси. Для избежания угрозы такой низости охлаждающая директива психологии толерантности приобретает особую моральную ценность. Это плотина, ограждающая достоинство человека и религии от потопа животности. И даже более, это черта высшего, новозаветного, евангельского откровения, превосходящего мерки откровения ветхозаветного. Тогда первобытный человек не стеснялся перед Богом изливать свои наивные порывы страсти. Он ублажал того, кто разобьет младенцев Вавилона о камень (Псал. 136,8). Он искренно признавался в молитве пред Богом: «Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя? Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне». (Пс. 138, 21–22). Ревность о Боге в ее эмоциональной глубине клокочет как подземная лава пред землетрясением. Но христианская аскетика продумала все методы обращения с этими стихийными эмоциями и выработала учение о «преображении страстей». Данная ревность не должна бесконтрольно взрываться и разнуздываться, а должна быть «управляема», канализована, соразмерена, и истрачена созидательно, во благо. Илия, чудесно победив 450 жрецов Ваала, всех их перерубил и сам и, конечно, руками возбужденного им народа, а затем неистово скакал перед колесницей Ахава до самого Изрэеля, около 50 километров!.. Все это неповторяемая и минувшая фаза «ревности яже по Бозе», стихия и страсть — непреображенная. Как пророк и Сам Господь И. Христос по Евангелию, волнуется гневом пророческим. Перед исцелением сухорукого в синагоге он на бездушных законников фарисеев бросает взгляд, пронзающий пламенем великого гнева. (Мар. 3, 5). Против безобразного базара в храмовом дворе в пророческом негодовании он разражается перевертыванием денежных столов менял и скрученной веревкой физически гонит бессознательных четвероногих прочь с храмового двора. Гневный подъем. Его евангелист Иоанн отмечает ссылкой на псалом 68,10: «ревность по доме Твоем снедает меня». (Ии. 2,17). Но как эти пророческие порывы далеки от громоподобного Илии и еще более первобытного титана — Сампсона! Другой евангелист не может не отметить с великим восхищением эту тишину и смирение Богочеловека, тоже предреченную еще в ветхом завете: «вот Отрок мой, которого Я избрал трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит»… (Мф. 12, 18–20). Эта укрощенность — не тишина буддийской нирваны, не скопческая анестезия сердца. Это скованная аскезой, преображенная страсть. Сам Господь нам свидетельствует о Себе: «огонь принес Я на землю, и как Я желал бы, чтобы он уже возгорелся». (Лук. 12, 40–51). И Он бесстрастный «томился» пророческим волнением и сдержанностью! Насколько же такое «томление», т. е. самообуздание стихийной ревности обязательно для нас грешных, как бы оно ни было трудно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века
Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века

«Отцы–пустынники и жены непорочны…» — эти строки Пушкина посвящены им, великим христианским подвижникам IV века, монахам–анахоретам Египетской пустыни. Антоний Великий, Павел Фивейский, Макарий Египетский и Макарий Александрийский — это только самые известные имена Отцов пустыни. Что двигало этими людьми? Почему они отказывались от семьи, имущества, привычного образа жизни и уходили в необжитую пустыню? Как удалось им создать культуру, пережившую их на многие века и оказавшую громадное влияние на весь христианский мир? Книга французского исследователя, бенедиктинского монаха отца Люсьена Реньё, посвятившего почти всю свою жизнь изучению духовного наследия египетских Отцов, представляет отнюдь не только познавательный интерес, особенно для отечественного читателя. Знакомство с повседневной жизнью монахов–анахоретов, живших полторы тысячи лет назад, позволяет понять кое‑что и в тысячелетней истории России и русского монашества, истоки которого также восходят к духовному подвигу насельников Египетской пустыни.

Люсьен Ренье , Люсьен Реньё

Православие / Религиоведение / Эзотерика / Образование и наука