Воссоздание Святой Руси

3. Итак, апостольская вселенская церковь и в Нов. Завете продолжала утверждать, как и ее ветхозаветная предшественница, церковь закона и пророков, сотериологическое служение государства, а значит и всей земной культуры высшим целям Царства Божия.

Даже демоническое, антихристианское противление языческого государства эпохи гонений не соблазнило и не поколебало отцов и учителей церкви — тотчас же принять Римскую Империю в лоно церкви, как только она прекратила безумие гонений. Союз с охристианившимся государством был достопамятным триумфом Церкви, ее великим праздником. Настолько самоочевидным и бесспорным для нее, что не вызвал никаких теоретических споров и ересей, явился подлинным consensus patrum (= соборным мнением свв. отцов).

4. Органически неотъемлемый союз церкви и государства раскрывался исторически в разных вариантах: а) в римской схеме двух мечей в руках папы, в) в византийской — двух мечей в двух разных, но согласованных руках: церкви и государства, с) в протестантской схеме двух мечей в руках светских глав христианских государств. Но во всех случаях это — предопределенный, обязательный союз Божеского и человеческого начала, по аналогии с двумя природами в Единой Ипостаси Богочеловека.

5. Отступления от этого догмата двуприродности богочеловечества родит в теоретическом богословии две полярные ереси: несторианства и монофизитства. И в практической жизни церкви — те же две ереси: а) принципиального, даже принудительного отделения церкви от государства (несторианство) или, наоборот) в) брезгливо-индифферентного и гордынно-аскетического вольного отдаления церкви от государства (монофизитство).

Примечание для не богословов

Несторианство — ересь V века. Она утверждала раздельное и параллельное функционирование в Богочеловеке-Христе Его двух природ: Божеской и человеческой.

Мы — православные различаем две природы в Спасителе, но не разрываем их в их действии и проявлениях. Христос всегда и во всем — богочеловечен. Един в своем личном (= «ипостасном») самосознании, при наличности в Нем двух природ — божеской и человеческой, объединенных (как?) непостижимо для разума.

Несторианское миропонимание господствует в наши дни. Оно психологически выражается в легкомысленном отделении: религии от жизни, Церкви от государства, культуры и школы от церкви. Через это весь великий исторический процесс развития и человеческой истории и культуры лишается его религиозной души и вечного смысла. А религии отводится отдельная субъективная область внежизненного благочестия. Человек обрекается внутренне жить в двух разных и чуждых один другому планах небесном и земном. Это и есть неосознанная ересь несторианская на практике.

Монофизитство — ересь, идущая тоже от V века. Она признает только «одну природу» во Христе: — Божескую, полагая, что Богочеловек сложился «из двух природ». Но с момента их соединения человеческая природа «поглощена» природой божественной.

Эта ересь потрясла Византийскую империю, оторвала от эллинского ядра обширные области восточных народностей: армян, коптов (Египет), эфиопов (Абиссиния), сирийцев (Персия-Месопотамия), остающихся в ереси и до настоящего времени.

Духом этой ереси без сознательного умысла заражены многие православные, относясь с религиозным отрицанием ко всей земной жизни (в плоти, экономике, культуре, обществе и государстве), как к царству греха. Это широко разлитый соблазн «оскопленного» христианства, отдающего без боя в руки антихриста все поле исторической жизни человечества под благовидным предлогом — «не марать руки о дела мира сего». Гениальным чутьем Достоевский указал на присутствие в нашем русском православии этой мрачной ереси в лице монаха Ферапонта, противопоставленного им светлому лику православного старца Зосимы.

Итак, еретичны по-своему каждый из двух уклонов нашего благочестия: мирянский — несторианствующий и монашеский — монофизитствующий.

6. Антирелигиозный и антихристианский «секуляризм» новых веков властно занял командующую позицию в этом вопросе и легко прогнал со сцены слабо вооруженную христианскую иерархию, и западную, и восточную. И что всего обиднее — плоскому секуляризму удалось при этом снабдить без сопротивления близоруких богословов чуждым им по существу и еретическим флажком будто бы бесспорного «принципа отделения церкви от государства».