Казалось, это длилось вечность. Вечность была наполнена ощущением горячего, почти обжигающего солнечного тепла во всем теле и сладко ноющего удовольствия внизу живота. Ди обнимал меня, стонал что-то на ухо – неразборчиво, но жарко, его член будто заполнял меня всего целиком.
Не знаю, сколько продолжалось это безумие, мой собственный член давно встал снова, и не было ничего лучше, чем чувствовать, как его сжимает нашими телами.
– Ну же, – отчаянно простонал Ди, – хочу…
Я словно превратился в пылающий огненный поток – казалось, я и вулкан, и лава, вырывающаяся из него с ревом.
– Люблю, когда ты кончаешь, – задыхаясь прошептал мне в висок Ди, не обращая внимания на то, что на подбородке у него моя сперма. – Ты так кончаешь, Джон… Я от одной мысли об этом готов и сам кончить.
Сил ответить Ди словами не было, и я принялся целовать его – со всем тем жаром, который в себе чувствовал…
До постели мы добрались едва ли не под утро, и я, тайком от мгновенно уснувшего Ди, переставил его будильник на час позже. Когда у него были важные встречи, он заводил два, так что я ничем не рисковал, а что касается его любимого “поддержания режима”… По-моему, в постели мы выложились не хуже, чем в спортзале.
Я вспомнил о том, как Ди разминается в тренажерке, и невольно улыбнулся. Недаром когда-то меня занимала эта тайна – теперь я знал ответ. Ди разминался танцуя! Это было что-то среднее между клубным танцем и каким-нибудь восточным единоборством. Смотрелось, надо сказать, весьма эффектно и вовсе не женственно, но Ди почему-то долго стеснялся при мне разминаться по-своему. Пришлось объяснить ему, что зря это он. Нечего нам друг перед другом стыдиться, раз уж решили жить вместе.
Ди заворочался во сне, сам подкатился мне под бок и крепко прижался. Конечно, я понимал – это вовсе не значит, что он готов по утрам валяться “в поту и микробах”, как он это называл, просто чтобы пообниматься. Но вот так, неосознанно, он стискивал меня в объятиях все чаще, и мне хотелось верить, что это – хороший знак.