Восстань и убей первым

25 июня Армия обороны завершила окружение Бейрута далеко впереди той линии, которая была первоначально согласована, и начала яростный штурм и артиллерийскую бомбардировку западных районов города.

Шарон надеялся, что фалангисты из числа христиан-маронитов помогут в борьбе с ООП, выступая в качестве пушечного мяса, особенно в густонаселенных районах. Фалангисты думали примерно так же, но в противоположном направлении: они считали, что израильтяне выполнят всю боевую работу, чтобы установить гегемонию христиан-маронитов в Ливане. «Моссад», который поддерживал контакты с фалангистами, совершенно неправильно оценивал ситуацию в Ливане, а также возможности и намерения христиан. «Разведка совершенно сбила нас с толку», – сказал Нево[672].

Лидеры фалангистов побуждали израильтян захватывать все новые территории, обещая военную поддержку, которая никогда не материализовалась. На встрече с начальником Генерального штаба Эйтаном 16 июня лидер «Фаланги» Башир Жмайель упрашивал Армию обороны захватить Бейрут[673]. «Ваши декларации о том, что вы не войдете в Бейрут, – говорил Жмайель, – не помогают, потому что лишь укрепляют воинственный дух палестинцев и мусульман и мешают политическому процессу». В то же время Жмайель советовал израильтянам, как им относиться к его родному городу: «Вы должны продолжать воздушные налеты, потому что артиллерийские удары уже не производят эффекта, ибо жители к ним привыкли».

Шарон, Эйтан и фалангисты тайно планировали захват Бейрута в совместной операции под кодовым названием «Искра»[674]. Во время встречи у Шарона дома 1 августа[675]

, на которой присутствовали руководители АОИ и «Моссада», Шарон спросил Жмайеля: «Можете ли вы снова отключить им подачу воды?» – намереваясь оказать максимальное давление на ООП и сирийцев, чтобы заставить их покинуть Бейрут.

Жмайель ответил: «Да, можем, под вашим прикрытием».

«Хорошо, – сказал Шарон. – Но в понедельник вода должна еще быть, потому что в этот день встречаются (госсекретарь США) Шульц и (министр иностранных дел Ицхак) Шамир.

Только со временем члены израильского кабинета министров узнали о приказах Шарона по захвату столицы суверенного государства, первых приказах такого рода в истории Израиля. На самом деле на протяжении всей Ливанской войны Шарон многократно заверял членов кабинета и кнессета, а также народ Израиля в том, «у него нет никаких намерений по входу в Бейрут»[676]. Но приказ, который Шарон отдал Армии обороны, был совершенно ясен. «Мы должны покончить с южной частью Бейрута, где расположены лагеря беженцев и базы ООП, – сказал он на совещании у себя в кабинете 11 июля. – Мы должны разрушить все, что может быть разрушено… сровнять все это с землей»[677].

Полномасштабное вторжение в Ливан и осада Бейрута станут для Израиля той трясиной, той оккупацией, которая продлится (по крайней мере на юге) в течение последующих 18 лет.

Весь мир, в том числе и президент США Рональд Рейган, которого связывали с Бегином хорошие личные отношения, ополчился против Израиля. «Вы устраиваете в Бейруте холокост», – сердито сказал Рейган в телефонном разговоре с Бегином[678]. «Пожалуйста, господин президент, – ответил Бегин, – не читайте мне лекций про холокост. Я и мой народ слишком хорошо знают, что означает слово “холокост”».

«Моссад» попытался сбалансировать картину, допустив утечку в лондонский журнал Observer документов, целью которых было доказать наличие у ООП складов с вооружениями на 100 000 человек, которые на самом деле являлись советскими складами, рассчитанными на чрезвычайную ситуацию[679]. Израильская разведка утверждала также, что Советский Союз намеревался направить на Ближний Восток кубинцев воевать плечом к плечу с палестинцами, чтобы захватить Галилею, разрушить еврейские поселения и создать там независимое государство. Сомнительно, что эти сказки содержали хотя бы зерно истины, и уж точно не склоняли мировое общественное мнение в пользу Израиля. Ближневосточный конфликт вновь представал в глазах общественности как схватка Давида с Голиафом – только на этот раз в роли сильного и жестокого гиганта выступал Израиль, а палестинцы представлялись достойной сочувствия слабой и униженной стороной.

Истинные размеры обмана, который Шарон замышлял против правительства и народа Израиля, открывались медленно. Однако растущие в ходе войны потери среди израильских военных, непонятные и меняющиеся цели операции, истории о жертвах и разрушениях в Ливане, привозимые домой израильскими солдатами, начали вызывать протесты и оппозиционные настроения.