Восстание

над атомом неловок, как медведь…

Эпилог, в котором автор встречается с героем, ну, вот мы и повидались.

Кабинет рентгенолога — исповедальня.

Кто-то зябко за локоть меня пододвинул.

Я замер.

глядел сквозь меня

золотыми глазами.

Я узнал эти Очи,

человечество зрящие.

Что ты зришь во мне, Осень,

в жизни — нужной иль зряшной?

Где, какие разрухи, полеты, пороки

и затоптанные болевые пороги?

Его — Время язвительно

изнутри оглашало собою.

Пусть мы скромны и бренны.

Но, как жемчуг усердный,

вызревает в нас Время,

как ребенок под сердцем.

И внезапно, как слон,

в нас проснется, дубася,

очарованный звон

Чрезвычайного Часа.

Час — что сверит грудь клетку

с гласом неба и Леты,

Час набатом знобящим,

как «Не лепо ли бяше».

Час, как яблонный Спас

в августовских чертогах.

Станет планка для вас

подведенной чертою.

Вы с Россией одни.

Вы услали посредников.

Смерть — рожденью сродни.

В этом счастье последнее.

Тогда вздрогнувший Блок

возглашает: «Двенадцать».

Отрок сжался в прыжок

к амбразуре прижаться.

Для того я рожден

под хрустальною синью,

чтоб транслировать звон

небосклонов России.

Да не минет нас чаша

Чрезвычайного Часа».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Даже сейчас, в двадцать первом веке, многие историки высказывают сомнение о целесообразности Павлоградского восстания, обвиняют подпольщиков в напрасной гибели горожан в результате расправы фашистов над мирным населением.

А тогда каждый день, приближавший освобождение казался смыслом и целью жизни. Только бы стереть самодовольство на вражеских мордах и презрение к "низшей расе". Не дышать с ними одним воздухом. Не пробираться по улице, как по минному полю, в ожидании облавы или окрика на чужом, лающем наречии.

Уже восемьдесят лет не стихают споры об этом событии.

Слишком много людей, их впечатления, разное восприятие, выводы и, наконец, интересы сошлись в фокусе.

Каждый из участников и свидетелей этих пяти дней видел свою версию восстания, доступную из той точки, где находился каждый конкретный человек.

Каждая из двух десятков групп, участвовавших в восстании, видела своё собственное восстание, именно тогда и там, где развивался каждый конкретный эпизод.

Что же говорить о сегодняшнем восприятии, спустя 80 лет, сквозь все слои домыслов, поправок, а то и откровенных мифов.

«У победы много отцов, поражение — всегда сирота». Лучше не скажешь.

В те короткие пять дней было не до фиксации событий документалистами, а память человеческая, чаще всего, избирательна.

Многие погибли, многие навсегда уехали, после войны осели в других краях. Многие из партийных бонз, вернувшись из эвакуации, стремились получить свою долю почестей и привилегий, часто за счет настоящих героев.

Вмешалось столько разных интересов!

Именно поэтому у каждого заметного исторического события такое множество версий.

Как всегда в таких случаях, значительное влияние на последующее изложение подробностей восстания в книгах и статьях оказала идеологическая составляющая.

Многое из того, что я слышала на пионерских сборах, звучало иначе, чем было представлено на стендах городского музея. Не говоря уже о тех подробностях, которые обсуждались в кругу семьи.

В любом случае, оспаривать сам факт восстания и освобождения города накануне наступления нашей армии не имеет смысла.

Всё это действительно было.

И все попытки обесценить этот подвиг, особенно последние двадцать лет, тщетны.

Сколько бы ни переписывали учебники истории в угоду сиюминутным шкурным интересам, где-то в недрах архивов хранятся отчёты штабов партизанского движения, следователей военной прокуратуры, донесения подпольщиков, разведчиков, свидетельства очевидцев.

Надеюсь, когда-нибудь у наших потомков найдутся силы и время всё это изучить и восполнить пробелы. Когда-нибудь нашим странам дадут возможность спокойно жить. Вдруг Господь смилуется над нами, и раковая опухоль НАТО перестанет терзать Землю.

А пока…

Если эта книга, хотя бы вызовет интерес к тем далёким событиям, я буду счастлива.

2020–2023