Пляйш, словно защищаясь, поднял вверх руки и сказал:
— Демократия, и ничего иного! Никакой диктатуры! Никакого насилия! Уничтожить все оружие! Разоружить всех рабочих! Никаких нападений, никаких арестов…
Ентц нервно заходил по комнате. На миг он остановился у окна. Как он сожалел сейчас, что рядом с ним нет ни Раубольда, ни Хайнике! Разумеется, он не собирался потакать в чем-то этому обнаглевшему священнику, но и отталкивать его от себя Ентцу тоже не хотелось.
— Времени для раздумья у вас немного, — не успокаивался священник. — Вы должны сделать для себя соответствующие выводы, прежде чем сюда придут американские войска: или вы действуете заодно со мной, или вы выступаете против оккупационных властей.
— Сколько времени вы мне даете? — поинтересовался Ентц.
— Пять — десять минут, не больше.
— Мне нужно два дня. Через два дня вы, господин священник, убедитесь, что и для вас найдется место при установлении нового порядка. Подумайте об этом и переходите на нашу сторону. У вас будут все возможности для того, чтобы проповедовать жизнь в безопасности и благосостоянии. Мы хотим установить в городе порядок, который придется по душе вашим верующим. В конечной точке наши пути сходятся, хотите верьте, хотите нет.
— Мне жаль вас, — тихо произнес священник.
— Мои товарищи…
— Ведь вы же бургомистр!
— Да, это так!
Священник сделал несколько шагов к двери, остановился и сказал:
— Ровно в половине одиннадцатого зазвонят колокола. Люди достаточно страдали! Будет лучше, если вы объявите им, что ваши антифашисты передают всю власть в руки истинных демократов.
— А где находятся ваши демократы?
Священник не ответил.
— Вооруженные рабочие возьмут под свою охрану все органы власти, разумеется, если это понадобится!
Дойдя до двери, священник остановился.
— Господин Ентц, не забывайте, существует соглашение союзников о так называемой не занятой ими зоне, в которой запрещено кому бы то ни было иметь оружие!
— Даже в том случае, если нашему городу будет угрожать опасность насилия?
Пляйш ничего не ответил и, засмеявшись, вышел из кабинета, как человек, который выполнил до конца все, что ему поручили.
Голова колонны бывших узников концлагеря достигла нижнего города, когда в раздаче консервов населению был наведен относительный порядок.
Когда ушел священник, Ентц прошел на спортивную площадку и, отозвав в сторону двух рабочих из охраны, заговорил с ними.
— Есть ли необходимость составлять какие-то списки и делать в них отметки? — спросил он. — Как вы считаете?
Посовещавшись, решили, что, пожалуй, необходимости в списках нет.
Ентц решительно подошел к столу, за которым с важным видом восседали чиновники из бывшего управления продовольствия, и положил руку на списки с несколькими сотнями фамилий.
— Что-нибудь не так? — суетливо спросил один из чиновников.
— Вы все свободны! — ответил ему Ентц.
Чиновники, ничего не спрашивая, встали и отошли в сторону.
Ентц поднялся на стол и громко закричал:
— Слушайте все! — Дождавшись, пока стало тихо, он сказал: — Каждый из вас получит свои консервы! Если мы будем выдавать их по списку, это затянется надолго. Поэтому мы решили выдавать консервы по предъявлению продуктовой карточки.
Люди заволновались и организовали стройную очередь.
— Возьми печать и ставь ее на карточке каждого, кто получил консервы, — сказал Ентц одному из рабочих.
Очередь оживилась. Один рабочий выдавал консервы, другой ставил печать на карточку. Очередь начала быстро продвигаться.
Колонна узников из концлагеря все шла и шла, будто люди решили за один день добраться до цели своего перехода. Колонна растянулась в тоненькую ниточку, готовую вот-вот порваться сразу в нескольких местах. И все же, несмотря на усталость, люди старались как можно скорее вырваться из ненавистного города, который принес им столько несчастий.
Когда бывшие узники подошли к спортивной площадке, они увидели очередь за консервами и несколько военных грузовиков.
— А почему мы должны идти пешком, когда можно ехать? — предложил кто-то.
— Стой! Никакого самовольства!
Однако вопреки этому предупреждению несколько узников бросились к консервам.
— Что нужно этим иностранцам?! — закричал кто-то из немцев.
У стола для раздачи завязалась острая перепалка между польским переводчиком и рабочим, который выдавал консервы.
Поляк просил выдать консервы его людям, которые сильно ослаблены и хотят есть.
Рабочий ответил, что на этот счет никаких указаний он не получал и потому не имеет права самовольничать.
Переводчик взялся за край стола и перевернул его. Люди бросились к машинам. Кто-то стукнул чиновника палкой по голове, и он мешком свалился под грузовик.
Началась давка, в которой ничего нельзя было разобрать. Рабочие из охраны, держа оружие наготове, отошли в сторону.
Через несколько минут все смешалось. Каждый старался схватить побольше консервных банок, а те, кто уже взял консервы, со всех ног бежали прочь.
Тишина на спортивной площадке наступила только тогда, когда на машинах не осталось ни одной консервной банки.