Восстание

Адмиралы пристально взглянули друг другу в глаза, и Сандерс беззвучно задал вопрос, который нельзя было произносить вслух на борту орионского боевого корабля: «Сумели ли ваши люди воплотить в металле какие-нибудь теоретические разработки научно-исследовательского центра на Зефрейне, которые помогут вам справиться с огромным численным превосходством противника?»

Тревейн понял этот вопрос. А еще он знал, что, заподозри Леорнак, о чем они с Сандерсом сейчас беззвучно разговаривают, никакие потенциальные «дипломатические трения» в Галактике не смогли бы гарантировать его, Тревейна, личную безопасность. Леорнак был бы просто обязан узнать, о каких новых вооружениях идет речь. Хотя пытки и не лучший способ выведать правду, всем офицерам ВКФ делали прививки против «сыворотки правды», а гипнозом и теперь умели пользоваться не намного лучше, чем во времена его первооткрывателя Франца Месмера.

Поэтому ответ Тревейна состоял из одного слова «да!».

Оба адмирала, прекрасно понимавшие друг друга без слов, откинулись на подушки, попивая маленькими глоточками бурбон. Потом Сандерс снова улыбнулся озорной улыбкой:

– Ну что ж, адмирал, я лишний раз убедился в том, что правительство поступило правильно, одобрив все ваши действия. В этом-то и заключается одна из положительных черт плутократов: иногда их можно так напугать, что они начнут совершать разумные поступки. – Он поймал на себе неодобрительный взгляд Тревейна и сделал вид, что не правильно понял его причину. – О, разумеется, старый добрый Леорнак нас подслушивает. Впрочем, он делает это исключительно для собственного удовольствия и для того, чтобы проинформировать свое начальство, которое, хотя и предпочитает иметь дело с нами, а не с мятежниками, на самом деле совершенно равнодушно к нашей войне. Не то что некоторые из нас, которые стремятся отомстить за смерть родных и близких… – Он внезапно замолчал, и на его лице появилось совершенно не типичное для него смущенное выражение. – Прошу прощения, адмирал. У меня это случайно сорвалось с языка. Разумеется, мне известно о вашей семье…

Однако Тревейн уже его не слышал, потому что в коридорах его памяти вновь распахнулась давно закрытая дверь.

***

Это было шестнадцать лет назад, сразу после рождения младшей дочери Людмилы. Они впервые отправились всей семьей на Землю. Разумеется, они посетили Англию, побывали в Москве. Потом, как и все посещающие Землю туристы, отправились в Африку, где над ущельем Олдувай в бездонное небо взметнулись арки и шпили Храма Человека, a homo erectus, навечно запечатленный в шедевре скульптора двадцать второго века Зентоса, стоит и зачарованно смотрит на звезды.

Но чаще всего Тревейна посещали видения средиземноморского острова Корфу. Горы спускаются там к самому морю, много тысяч лет назад разделив песчаные пляжи на бухты, где, прищурив ослепленные солнцем глаза, можно увидеть огибающий мыс корабль Одиссея. До самой смерти, думая о своей старшей дочери Кертни, Тревейн будет вспоминать четырехлетнюю девочку на пляже и ослепительное солнце Корфу, играющее красноватыми бликами в ее каштановых волосах… Он будет вспоминать и пригоршню развеявшейся по ветру радиоактивной пыли, какое-то время после ракетного удара витавшую в утреннем и вечернем небе над миром Голвей.

***

Вернувшись с Рефрака, Тревейн позволил себе провести в Прескотт-Сити пять ксанадийских суток (по двадцать девять земных часов в каждых). На шестой день он проснулся и подошел к открытому окну. В северном полушарии Ксанаду в разгаре было лето. На сверкавших утренней росой аккуратно подстриженных лужайках привезенные с Земли вязы переплетали свои ветви с местными перьелистами и квазисоснами, а в лучах недавно появившегося над горизонтом светила, чуть более желтого, чем земное солнце, порхали существа, похожие на мохнатых птичек. Тревейн втянул носом прохладный утренний воздух, предвещавший полуденную жару, и в его сердце воцарился необычный покой.

Он услышал, как у него за спиной кто-то зашевелился. Это Мириам, хотевшая обнять его во сне, обнаружила, что постель пуста, проснулась и улыбнулась заспанными глазами.

– Ради бога, Иан, – пробормотала она, – накинь на себя что-нибудь, если хочешь торчать у окна. Пощади хотя бы остатки моей репутации.

Тревейн улыбнулся. Их любовь была самым широко известным секретом в Зефрейне, если не во всех Пограничных Мирах. На самом деле он с огромным облегчением обнаружил, что в коварно подсунутом ему Сандерсом сериале, записи которого уже куда-то пропали при совершенно загадочных обстоятельствах, Мириам вообще не фигурирует.

Тревейн сел на кровать и легко коснулся губами лба женщины.

– Спи спокойно, – прошептал он. – Тебе еще рано вставать, а вот мне пора идти.

Мириам уже совсем проснулась и перестала улыбаться.