Восстание

Тот вылез из машины и что-то крикнул столпившимся на дороге людям. Это помогло: люди расступились, отошли на тротуары.

— Давай! Давай! — крикнул шоферу солдат, стоя на переднем крыле и время от времени крича:

— Давай! Давай!

В центре площади была сооружена импровизированная трибуна из неструганых досок, на которой стоял какой-то мужчина, глядя на толпу.

— Останови! — приказал Ентц шоферу.

Русские солдаты торопили его ехать дальше, но Ентц вылез из машины и направился к трибуне, чтобы поближе увидеть стоявшего на ней человека. На нем был грязный, но из хорошего материала костюм. Глазами он искал в толпе тех, кто еще совсем недавно, когда он носил нацистскую форму, взахлеб слушал его речи. На сей раз ему никто не улыбался, никто не делал дружеских знаков.

— Такое ему и во сне не снилось, — проговорил какой-то старик, обращаясь к Ентцу.

— И долго он так будет стоять? — поинтересовался кто-то из толпы.

— Два часа!

— А кто его туда поставил, советские солдаты или наши антифашисты?

Старик недоуменно пожал плечами и ответил:

— Он сам туда залез и сказал, чтобы все на него смотрели. Возможно, русские его заставили. Сейчас все, что у нас делается, известно русским. Сам бы уж он, конечно, сюда не пришел: откуда ему знать, соберется здесь народ или нет…

Вокруг трибуны, образуя живую цепочку, стояли антифашисты, записавшиеся в новую демократическую полицию. Они охраняли бывшего гауляйтера, чтобы разгневанная толпа не растерзала его.

Люди о чем-то перешептывались, отчего над толпой стоял многоголосый гул.

Стоявшие в задних рядах теснили впереди стоявших, чтобы получше рассмотреть матерого фашиста. Раздавались отдельные выкрики. Сначала их трудно было разобрать, но когда выкрики зазвучали громче, стало понятно, чего требовали люди.

— Повесить эту сволочь! На сук его! — ревела толпа.

— Если их не сдерживать, они разорвут его на куски, — заметил Ентц. — Надо что-то предпринять!

В этот момент в сторону помоста пролетел кем-то брошенный камень. Толпа рвалась все ближе к помосту. Сдерживать ее становилось все труднее. Еще один камень угодил в нациста и, упав с помоста вниз, ударил кого-то в толпе. Ушибленный закричал. Толпа пришла в движение.

— Его арестовали антифашисты, — объяснил Ентцу старик, который снова оказался возле него.

— Где?

— Где-то в горах, в стоге сена скрывался. Говорят, он шел в Вальденберг. Может, это и правда, а может, и нет, кто его знает. Наверное, он намеревался перебежать к американцам. Но я думаю, и они его не погладили бы по головке. Ну а как только его поймали, он превратился в трусливого ягненка. Умолял не убивать его, так как он якобы ничего плохого никому не сделал. Как был трусом, так и остался!

— Он был трусом? — спросил Ентц разговорчивого старика.

— А разве это не трусость — самому ничего не делать, а других заставлять измываться над людьми?

— Пожалуй, ты прав, старик, — согласился с ним Ентц.

Ентц с трудом протиснулся к цепочке антифашистов, стоявших вокруг помоста.

Каких только ругательств не выкрикивали из толпы по адресу гауляйтера! Постояв тут несколько минут, можно было живо представить себе, в каких жестокостях он участвовал. О кровожадности этого нациста рассказывали такие истории, что волосы дыбом вставали.

Обычно спокойный и выдержанный, Ентц тут потерял всякую выдержку. Его охватил приступ злости. И, как назло, сейчас при нем в первый раз не оказалось пистолета.

— Проклятие! — выругался он и ринулся по направлению к цепочке охраны, пытаясь прорваться к помосту. Ему это почти удалось, но охрана вытащила его обратно. Его так крепко схватили, что он даже почувствовал боль и невольно вскрикнул, но не столько от боли, сколько от охватившей его злости.

И этот его крик словно послужил сигналом для толпы, которая уже не могла сдерживать себя.

Люди бросились к трибуне, полезли на помост. Они оказались рядом с нацистом, начали сдирать с него пиджак. Чей-то кулак угодил ему прямо в лицо.

В этот момент раздалась длинная автоматная очередь, пули пролетели поверх голов. На миг толпа притихла.

— Соотечественники! Я ничего плохого не сделал, соотечественники! — испуганно завизжал гауляйтер.

На миг толпа притихла. Казалось, толпящиеся на площади люди поняли, что этот человек, хоть он и пойман ими, не принадлежит им, так как он должен предстать перед судом, который и вынесет суровый приговор за все совершенные им злодеяния.

Ентц повернулся кругом и, не оглядываясь, зашагал к машине.

21

Патер Зигфрид Пляйш положил на стол красиво написанную им петицию, которую он ранее намеревался передать американцам через ландрата доктора Каддига. Но доктор, однако, оказался большим трусом. Теперь патер подумал о том, что те лица, которые назначили Каддига ландратом, допустили явную ошибку. Война кончилась отнюдь не случайно. Ее конец можно было предвидеть. Вот тогда-то и нужно было подумать о послевоенном периоде. К этому времени необходимо было назначить нужных людей на соответствующие места, чтобы они помогли спасти то, что еще можно было спасти: веру людей в будущее.