Восстание

— Боюсь, как бы не было драки. Кого-кого, а Готенбодта они не оставят в покое, как и не простят тех, кто даст ему приют. Тревожные деньки начнутся для нас.

— Да.

Опершись на руки, Шрайтер поднялся со своего кожаного кресла и, широко расставив ноги, остановился перед дочерью. В углу его рта торчала сигара. Он посасывал ее и при этом даже чавкал. Сейчас он был похож на того Шрайтера-извозчика, который когда-то мечтал о силе и могуществе, не предполагая даже, что его мечтам суждено было осуществиться.

— Выгони ты этого Готенбодта, если он вернется, — посоветовал он тихо, но требовательно. — Мне он не нужен.

— Когда-то он тебе был нужен.

— Наплевать мне на это! — ответил Шрайтер. — Война кончилась. Никто теперь не конфискует автомашины для нужд войны. Прошли эти времена. Он помог мне сберечь две автомашины, но это еще не значит, что он застраховал у меня и свою жизнь.

Шрайтер чадил сигарой. В комнате стояли клубы дыма. Он с удовольствием открыл бы окно, но не делал этого и сидел с опущенными жалюзи, чтобы создать впечатление, будто дома никого нет. Он помахал рукой, пытаясь разогнать дым, но из этого ничего не вышло.

— Они схватят его сразу же, как только он появится в городе. Они не любят терять времени. И повесят его на первой же пригодной к использованию виселице, — сказала Лисса.

— А он ведь твой муж! — вставил озабоченно Шрайтер.

— Мой муж? — переспросила она.

Шрайтер не ответил. Помолчав, сказал:

— Посмотрим, как все обернется. Лошади, пожалуй, будут дороже золота, если все пойдет шиворот-навыворот.

— Если в Вальденберг придут русские…

— Ну и что из этого? Извозчиков-то они не тронут!

— Конечно, но только не Шрайтера, тестя нациста Готенбодта.

— Я подарю им лошадь, вот так! Они ее, допустим, не возьмут, эти русские, но отметят мою доброжелательность. Затем мы поможем им в перевозках. Ты будешь выдавать дутые счета.

Шрайтер засмеялся. Лисса не поддержала его.

— А если придут американцы?

Шрайтер почесал лысину.

— Тогда мы пропали. Автомашины у них лучше, чем у нас, а на лошадей они и смотреть не станут.

Лисса сняла юбку, бросила кофту на спинку стула. Она могла бы найти себе и другого вместо Готенбодта. Белокурая, моложавая, она в свои двадцать восемь лет выглядела как восемнадцатилетняя. У Шрайтера иногда даже появлялось сомнение: он ли ее отец, он ли дал ей вместе с жизнью такую грудь, такие ноги. Он провел рукой по лысине, а затем запустил свои пальцы в густые волосы дочери, которые крупными локонами низко спускались с ее плеч. Ну, а если она не его дочь, тогда он все равно совершил выгодную сделку, когда женился на матери Лиссы. Вместо облучка он получил от своего тестя кожаное кресло, а по завещанию — дом и лошадей. А за все это воспитывал чужого отпрыска? Лисса, правда, была неплохой дочерью. Ну, а если он все же отец Лиссы, тогда он — настоящий мастер.

Лисса провела ладонью по яркому летнему платью, надевать которое, видимо, было еще рановато, не по сезону.

— Пойду в город, — сказала она. — Хочу посмотреть на мир.

В пестрых деревянных башмаках она со стуком прошла по комнате, спустилась по лестнице, пересекла двор и с беззаботным видом вышла на улицу, как будто это была обычная среда, когда она имела обыкновение ходить в кино.

5

Жена крестьянина вела лошадь под уздцы. Женщина прошла до полудня всего три борозды. Борозды, тянулись от изгороди загона, которым не пользовались уже несколько лет, до лощины. Ее ноги налились свинцом, и она предложила мужу передохнуть. Крестьянин, шагавший за плугом, стал ворчать:

— Если мы будем так ковыряться, зерна нам в этом году не видать.

— Как ковыряться? Разве не ты все время твердил: надо выждать, выждать?

— Откуда я мог знать, что война до нас не дойдет?

Крестьянка похлопала лошадь по холке и бросила взгляд на опушку леса, где вот уже в течение получаса сидел какой-то мужчина. У женщины глаз был наметан. Это нездешний человек: он не решался подойти к ним на поле. Может, он и был около их дома, но ушел не солоно хлебавши.

Крестьянин, заметив, за кем наблюдает его жена, заключил: «Много сейчас болтается таких!» — и начал торопить жену продолжать работу.

— С одной лошадью нам не справиться, — заметила жена.

— Должны справиться.

— У нас же всего одна лошадь. А если она ноги протянет?.. — продолжала размышлять вслух жена и вновь покосилась на опушку леса. Происходящее там заинтересовало ее. Из лощины поднимался взвод солдат. Если они не изменят своего маршрута, то пройдут по опушке леса как раз в том месте, где сидит незнакомец.

— Не протянет. Ведь она жирной-то никогда и не была, — пробурчал крестьянин в адрес лошади.

— От такой жизни не растолстеешь.

Они начали распахивать следующую борозду. Тем временем солдаты подошли к опушке леса, где сидел мужчина. Жена крестьянина видела, как солдаты остановились возле незнакомца. Опустив голову, она сказала:

— Выгон я пахать не буду.

— Мы должны его распахать, — настаивал крестьянин. — Кому нужна трава, если нет скота?

— У меня нет больше сил.