Восстание

После обеда он сам составил списки лиц, подлежащих аресту. Ентц лично ознакомился с этими списками.

Для производства арестов составили две группы по три человека.

— Поехали, — сказал Раубольд Хиндемиту.

Сначала ехали молча. Раубольд сидел с закрытыми глазами. Вдруг он спросил шофера:

— Знаешь, что тогда произошло, когда они нас забрали?

— Не знаю.

Оба опять замолчали. За шумом мотора не так отчетливо слышалось завывание бури.

— Было это в прошлом году. В воздухе уже пахло весной, хотя дни еще стояли довольно прохладные.

Машина свернула в боковую улицу, скользнув фарами по обочине дороги.

— Они появились после полудня. День был великолепный, но прохладный… Все в перчатках. На мартовском солнышке блестели островки снега…

— Лучше не надо об этом, — попросил Хиндемит.

— Что, нервишки сдают? Если б ты знал, что они с нами сделали… А почему у тебя такие слабые нервы?

— Нервы у меня совсем не слабые. У меня все в норме: и глаза, и уши, и нервы в том числе… Зачем мне нужны твои воспоминания? Для меня важнее то, что происходит сейчас. А тогда? Тогда, правда, я не был с вами… Но тогда я вообще ни с кем не был. Что я тогда понимал? Да ничего. Свою историю лучше расскажи другим. Мое дело — повиноваться, что я и делаю. Может, ты рассказываешь это для того, чтобы я не испугался? Так сказать, подготавливаешь меня к событиям сегодняшней ночи? — И он нажал на педаль газа. Мотор взревел, рванув машину вперед.

— Все это немного не так, — тихо заметил Раубольд. — Ты не слышал, как кричали наши товарищи. Мне они мало что сделали, но вот другим… Мне только несколько раз дали ногой в живот. Я упал. Помню только как через меня перешагнули, а потом уж ничего не помню. Тогда у меня были слабые нервы…

— Вот мы и приехали, — заметил Хиндемит.

Раубольд вылез из кабины. Товарищи, ехавшие в кузове, спрыгнули на землю. Они обошли дом, заглянули в сад, в темные окна.

Раубольд постучал в дверь. Наконец в доме зажгли свет. За дверью послышались шаги.

Дверь отперли. Порыв ветра распахнул ее настежь. На пороге стояла женщина.

— Где он? — спросил Раубольд и прошел в дом.

Женщина молчала. Раубольд бросился вверх по лестнице. Хиндемит — за ним. Раубольд ударом ноги раскрывал одну дверь за другой.

Наконец они попали в спальню. Посреди комнаты стоял тот, кого искал Раубольд. На мужчине была чистая сорочка и хорошо отутюженные брюки. Стоя перед трехстворчатым зеркалом, мужчина не спеша завязывал галстук. Услышав стук открываемой двери, мужчина не обернулся, хотя в зеркале увидел и Раубольда и Хиндемита.

— Выходи! — гаркнул на мужчину Раубольд.

— Как, без галстука?!

Раубольд ожидал сопротивления, чего угодно, только не этого. Он не любил канителиться с врагами. Зачем? Он был противником долгих и, как ему казалось, никому не нужных допросов. Он обычно обходился несколькими фразами: «Кто ты такой?», «Нацист?», «Тогда к стенке!» Он не любил попусту тратить время.

«А он вовсе не ошеломлен. Значит, он ждал нашего прихода? Он так спокоен… Я в его положении вел бы себя по-другому. Помню, когда он в свое время ворвался ко мне со своей оравой, я пытался даже защищаться», — думал Раубольд.

Мужчина, стоявший перед зеркалом, не делал никаких попыток сбежать. Казалось, он был доволен своим положением.

— Проклятый чистоплюй! Бандит! — выругался Раубольд.

Нацист даже не обернулся и продолжал завязывать галстук, поправляя узел и не обращая никакого внимания на Раубольда, будто он был его собственным шофером, который сейчас повезет его на бал.

«Может, он так же будет себя вести, когда его начнут пинать ногой в живот? Или пальцами тыкать в глаза?»

Раубольд не ожидал от нациста такой выдержки.

— Хотите повязать галстук, чтоб вам было удобнее висеть на нем? — спросил Раубольд тоном, каким раньше ни с кем не говорил.

Штурмфюрер СА Нестман еще неделю назад возглавлял отряд, занимавший город. Этот нацист насильно выгонял всех жителей на строительство заграждений, угрожал им в случае неповиновения расстрелом, ругал самыми грязными словами. Сейчас, повернувшись наконец к Раубольду лицом, Нестман с улыбкой спросил:

— Висеть, а почему?

Раубольд не сдержался и плюнул на пол. И если бы Хиндемит не схватил Раубольда за плечи, он ринулся бы на гитлеровца с кулаками. Нацист своей невозмутимостью взбесил Раубольда.

Нестман был одет по всем правилам этикета. Правда, узел галстука все же ему несколько не удался, зато сам галстук был подобран безукоризненно. Галстук весенней расцветки как нельзя лучше гармонировал с весенним костюмом, от которого чуть-чуть попахивало нафталином.

Нестман, казалось, вовсе и не собирался идти с Раубольдом. Жена нациста стояла на лестнице, что вела во двор. У женщины было такое выражение лица, будто она давным-давно ждала этого дня и вот наконец дождалась.

— Ну, Нестман, пошли! Антифашистские органы власти…

— Я протестую, — спокойным тоном перебил его нацист с пренебрежительной усмешкой на губах.

Раубольд вытащил пистолет.