Восстание Болотникова 1606–1607

Но если фонд источников о Болотникове, которыми располагал Карамзин, не идет ни в какое сравнение с количеством источников, использованных историками XVIII в., то совершенно иная картина получается при сравнении Карамзина с историками второй половины XIX в. — Соловьевым, Костомаровым, Платоновым. Как это ни неожиданно на первый взгляд, но историки второй половины XIX в. оперируют в основном с тем же фондом источников о Болотникове, что и Карамзин. Если не считать актового материала (использованного Платоновым), то существенно новым в плане источниковедческом в работах историков второй половины XIX в. является использование лишь двух важнейших источников, не известных Карамзину: «Иного Сказания»[15] и «Записок» Исаака Массы.

Таким образом, как археограф Карамзин сделал очень много для изучения истории восстания Болотникова. Но обогащением количества источников о Болотникове и исчерпывается то новое, что внес Карамзин в историографию восстания Болотникова. В изучении самого существа восстания, в трактовке его Карамзин не только не поднялся над уровнем историков XVIII в., но даже сделал несомненный шаг назад по сравнению со Щербатовым.

Если Щербатов видит свою задачу в том, чтобы найти «коренные причины» «буйства народного» — и этим если не решает, то хотя бы ставит вопрос об анализе восстания Болотникова как закономерного явления, — то для Карамзина такая постановка вопроса заранее исключается. Для него восстание Болотникова — это лишь «бунт Шаховского»[16], «дело равно ужасное и нелепое»[17], результат «легковерия или бесстыдства», «ослепления» или «разврата» в обществе — «от черни до вельможного сана»[18] — и только. Поэтому и Болотников, в глазах Карамзина, — лишь орудие в руках князя Шаховского. В изложении Карамзина Болотников — это не вождь восставших крестьян и холопов, а человек, который «сделался главным орудием мятежа» вследствие того, что, «имея ум сметливый, некоторые знания воинские и дерзость», он сумел воспламенить «других» «любопытными рассказами о Самозванце»[19].

Следующий этап в истории изучения восстания Болотникова связан с именами Соловьева и Костомарова.

При всем значении Соловьева в развитии русской исторической науки — в плане общих теорий русского исторического процесса, — в вопросе о массовых народных движениях Соловьев занимает глубоко реакционную позицию. В обзоре литературы о восстании Болотникова нет необходимости подвергать подробному анализу общую концепцию «Смутного времени» у Соловьева, которое рассматривается им как «борьба между общественным и противообщественным элементом, борьба земских людей-собственников, которым было выгодно поддерживать спокойствие, наряд государственный для своих мирных занятий, — с так называемыми казаками, людьми безземельными, бродячими, людьми, которые разрознили свои интересы с интересами общества, которые хотели жить на счет общества, жить чужими трудами»[20].

Достаточно отметить, что верный своей схеме Соловьев и в восстании Болотникова видит борьбу «казаков» «за возможность жить на счет государства»[21]. Такой взгляд на восстание Болотникова уже сам по себе исключает возможность для Соловьева признания крестьянского характера этого восстания. Но Соловьев и специально останавливается на проблеме крестьянского восстания в годы «Смутного времени» с тем, чтобы высказать свое категорическое несогласие с «мнением» тех историков, которые «полагают причиною смуты запрещение крестьянского выхода, сделанное Годуновым»[22]. В противовес этому мнению (Соловьев, несомненно, имеет здесь в виду Татищева и Щербатова, хотя и употребляет безличную форму: «Некоторые полагают») Соловьев выдвигает свой тезис о том, что, хотя «действительно в некоторых местах на юге крестьяне восстают против помещиков, но это явление местное, общее же явление таково, что те крестьяне, которые были недовольны своим положением, по характеру своему были склонны к казачеству, переставали быть крестьянами, шли в казаки и начинали бить и грабить прежде всего свою же братию — крестьян, которые, в свою очередь, толпами вооружаются против казаков в защиту своих семейств, собственности и мирного труда»[23]. Итак, восстание Болотникова оказывается в конечном счете направленным против… крестьян — объекта грабежа со стороны «казаков»!