Восстание Феникса

– О том, что Гусев находится у вас в квартире. Какой хитрец, знал, где спрятаться! Знал, что его здесь никогда не найти. Кто подумает на уважаемую учительницу? Сволочь.

– Замолчите! Вы должны найти Корзуна! Я видела его в день убийства, выходящим из подъезда Соболева. Он нес полотно! Ищите настоящего убийцу!!

– Зачем? Мы уже нашли, кого искали. Мне надо идти. Вам вызвать «Скорую»?

– Оставьте меня в покое. Я могу увидеть его? Ведь есть же свидания какие-то?

– Свидания даются родственникам. И… вам не нужно с ним видеться. Это называется «Стокгольмский синдром». Когда заложник привязывается к террористу. Слышали?

– Слышала. Нашли террориста. – Регина повернулась и медленно пошла в комнату.

Она слышала, как захлопнулась дверь. Только теперь, когда квартира была пуста, она дала волю слезам. Сидела на кровати и плакала, тихо, почти беззвучно. Две недели борьбы, две недели надежды и дьявольского напряжения сил – и все напрасно. Артем знал это с самого начала. Знал, но верил ей. Верил, что произойдет чудо и она спасет его. А чуда не произошло…

Что-то надо делать. Ехать в следственный комитет, требовать, чтобы ее выслушали, идти к вышестоящему начальству. И все это долго и муторно. А Артем в это время будет сидеть в камере. И Бешеный внутри него будет бороться за право стать главным. Он может победить. И если он победит, она, Регина, не простит себе этого. Никогда не простит…

Тихо и неуверенно звякнул звонок. Кого еще принесла нелегкая? Неужели Скрипник вернулся, будь он неладен? Регина поплелась в прихожую. Глянула в глазок. На площадке перед дверью стояла Аня, переминаясь с ноги на ногу. Регина отперла замок.

– Регина Сергеевна! Они были здесь?

– Кто они?

– Ну, полиция. Они… забрали Артема?

– Забрали.

– Значит, я не успела… – На глазах у Ани выступили слезы.

– Что не успела? Почему… откуда ты знаешь про полицию?

Регина недоумевала. Аня вылупила на нее серые глаза. В них было страдание.

– Это Сашка, черт бы его побрал. Иуда проклятый. Взял и позвонил ментам. Мол, у нас тут рядом живет неизвестный, под чужим паспортом. Ну они и подняли шухер. Я на работе была, когда пришла, узнала и сразу сюда. Но опоздала… – Аня вытерла слезы и с надеждой посмотрела на Регину. – Региночка Сергеевна, что теперь будет? Его арестуют?

– Его уже арестовали. – Регина почувствовала, что смертельно устала. Все одно к одному. И идею с паспортом она лично придумала, старая дура.

– Но ведь он… Артем… он же гражданин Латвии. Вы же сами говорили!

– Никакой он не гражданин Латвии. И не мой внук. Я вам неправду сказала, Аня.

– Не внук? А кто?

– Никто. Вернее, сын моей бывшей ученицы. Она умерла. А он вырос бандитом.

– Как бандитом? – упавшим голосом переспросила Аня.

– Так. Сидел в колонии за грабеж. А потом освободился. И сразу влип в другую историю. Короче, Аня, его обвиняют в убийстве. В убийстве, которого он не совершал.

– Как же так? – прошептала потрясенная Аня. – Как можно обвинять в том, чего не делал? И… что теперь будет?

– Что будет, не знаю. Ты иди домой. Нечего тебе здесь делать, помочь ты ничем не можешь. А за брата ты не в ответе, каждый своей головой думает.

Аня кивнула и поплелась в прихожую. Регина хотела пойти закрыть за ней дверь, но у нее внезапно резко закружилась голова. Потолок завертелся перед глазами, как карусель, все ускоряя вращение. Люстра сверкнула всеми цветами радуги и почернела. Черный свет разлился вокруг, поглотив день. Звуки превратились в один пронзительный свист и исчезли. Наступила тишина.

24

…В камере было негде яблоку упасть. Тошнотворно пахло кислятиной и мочой. Казалось, кинь топор, и он останется висеть в воздухе, до того тот был плотный и душный. По стенам стояли двухъярусные железные кровати. Я насчитал их не меньше пятнадцати. Свободных мест всего три, все наверху. Прошлый СИЗО был не лучше, но все-таки не такой переполненный. На меня с любопытством уставилось два с лишним десятка глаз. Я молча подошел к свободной кровати, кинул на железную сетку выданную мне скатку. Оставалось как-то забраться наверх, что с загипсованной рукой было проблемой. Никаких лестниц на этих столетних проржавевших монстрах не предусматривалось. Мужики, сидевшие кучкой внизу с картами, смотрели на меня с любопытством, ожидая веселого представления.

– Эй, парень, тебя подсадить? – спросил один из них, пожилой, с сизым испитым лицом.

Остальные дружно загоготали. Не успел я ответить, из противоположного угла камеры раздался высокий сиплый тенор:

– Братцы, это ж Бешеный! Сколько лет, сколько зим! Добро пожаловать в хату.

Голос принадлежал тощему парню с козлиной бородкой и татуировкой на щеке. Приглядевшись, я узнал в нем Ваську-танцора, с которым сидел на малолетке. Та еще мразь, хотя в свое время учился в балетном училище, правда, не окончил его.

– Братаны, это свой. – Васька поднялся с кровати и подошел ко мне. – Рад видеть тебя, Бешеный. Где руку повредил? Тебе подмогнуть?