Восстание королевы

Я услышала ее голос. К тому времени мое платье уже промокло от пота. Цири спускалась по парадной лестнице, корона из снежных кос украшала ее голову. За спиной трепетал голубой, цвета июльского неба, плащ. Мы встретились в тишине. Слова были ни к чему. Я улыбнулась. Она развернулась ко мне спиной, чтобы я увидела созвездие, которое выбрал для нее Картье.

– Лук Иветты, – восхищенно прошептала я, рассматривая серебряные нити. – Тебе к лицу, Цири.

Она встретилась со мной взглядом, наградила грустной улыбкой и зарделась.

– Мне бы очень хотелось увидеть, что он выбрал для тебя. – В ее голосе больше не было ревности или гнева, но я услышала то, что она не произнесла. Я все равно оставалась любимицей господина Картье, и мы обе это знали.

– Возможно, мы еще встретимся, – предположила я.

Я отдала ей книгу стихов, и глаза Цири засверкали. Ее подарком стало прекрасное перо, при взгляде на которое меня охватила светлая грусть.

– Прощай, Бриенна, – прошептала Цири.

Мы обнялись. Я смотрела, как она шла к карете Моники Лавуа.

Затем я попрощалась с Абри и Сибиллой. Обе подарили мне браслеты. Я восхищенно разглядывала их плащи.

На зеленом плаще Сибиллы была выткана пика. Плащ госпожи Интриги по традиции украшали эмблемой одной из четырех мастей, в зависимости от ее таланта: червы символизировали остроумие, пики – настойчивость, бубны – изысканность, трефы – умение спорить. Госпожа Тереза наградила мою сестру пикой, что ей очень шло.

В центре черного плаща Абри золотой полумесяц купался в солнце – это была эмблема Драматургии. Еще я заметила, что господин Ксавье оторочил плащ лоскутками от ее прежних костюмов, напоминая о ролях, которые привели ее к этому дню. Это было похоже на восхитительную историю, рассказанную с помощью цветов, тканей и нитей. Идеально для моей Абри.

Следующей прощаться подошла Ориана. Красный плащ отражал ее сущность и был продуман до мельчайших деталей. Плащи всех художников украшала огромная А – в память об Агате, первой госпоже Живописи. Но наставники всегда придумывали, чем ее дополнить, и госпожа Солен превзошла саму себя. Для Орианы она сочинила историю принцессы подводного царства, правящей среди затонувших кораблей и сокровищ. Вышивка блестела серебром. Я завороженно смотрела, не в силах вымолвить ни слова.

– У меня есть для тебя подарок, – застенчиво призналась Ориана, вытаскивая листок пергамента из папки. Она вложила его мне в руки – портрет, свидетельство моего мэванского происхождения.

– Но, Ори, я думала, ты возьмешь его с собой.

– Я сделала копию. Мне показалось, он должен остаться у тебя. – И, к моему удивлению, она достала еще один лист. – Еще я хочу отдать тебе это.

Карикатура на Картье, которую она нарисовала много лет назад, та, где он высечен из камня. Тогда мы считали его безжалостным.

Я начала смеяться, а потом задумалась, почему она решила отдать ее мне.

– Почему ты не подаришь ее Цири?

Ориана ухмыльнулась:

– Думаю, ему будет лучше в твоих руках.

Святые угодники, неужели это было так очевидно? Но у меня не осталось времени, чтобы спросить. Покровитель Орианы ждал ее в карете. Я сунула сборник стихов ей в руки и смотрела, как она уезжает. Мое сердце трепетало, а тяжесть многочисленных расставаний болью отдавалась в костях.

Во дворе остался только экипаж Патриса Линвилля. Положив рисунки Орианы в корзину, я повернулась к дверям – к ступеням, на которых застыла Мириай, прекрасный пурпурный плащ был застегнут у нее на шее.

Она заплакала, сойдя с последней ступени, и бросилась ко мне по камням.

– Не плачь! – выдохнула я, обнимая ее. Я вцепилась в ее плащ так, словно не выплакала вчера все слезы и могла вот-вот разрыдаться снова.

– Что я делаю, Бри? – прошептала она, стирая со щек соленую влагу.

– Собираешься объездить весь мир, услаждая его своей игрой, сестра, – улыбнулась я, убирая с ее лица темный локон. – Ты – госпожа Музыки. Госпожа Мириай.

Она рассмеялась, еще не привыкнув к своему титулу.

– Я хотела бы, чтобы ты писала мне… но, боюсь, я не задержусь где-либо надолго.

– Пиши мне, где бы ни оказалась. Возможно, Франсис догонит тебя с моими письмами.

Мириай глубоко вздохнула, и я поняла, что она собирается с духом, готовясь к новому этапу в жизни.

– Вот. Это твоя песня. На случай, если тебе захочется услышать ее в чужом исполнении, – Мириай протянула мне нотный лист, перетянутый лентой.

Я взяла его, хотя мне было больно думать о другом инструменте и иных руках, играющих ее песню. В моем сердце будто появилась глубокая трещина, и тень, навалившаяся на плечи, заставила меня содрогнуться, несмотря на яркий солнечный свет. Это расставание могло оказаться нашим последним разговором.

Мы могли никогда больше не увидеться.

– Дай посмотреть на твой плащ, – попросила я сдавленным голосом.

Она повернулась спиной.

По пурпуру плаща вились ноты – песня, которую госпожа Эвелина написала для Мириай. Я провела по ним пальцами. Некоторые я помнила, другие уже забыла.

– Он чудесен, Мир.

Развернувшись, она пообещала:

– Я сыграю тебе эту песню, когда ты навестишь меня на острове.