Они обменялись коротким кивком, прежде чем глаза Туберона расширились от удивления. - Тот самый центурион Макрон?
Макрон усмехнулся.
- Кажется, у меня есть определенная репутация, которая опережает меня.
- Мы думали, что ты мертв. Мы были уверены в этом после того, как услышали о Камулодунуме, - объяснил Катон.
Выражение лица Макрона стало обеспокоенным.
- А как насчет Петронеллы и остальных? Они в безопасности?
- Они благополучно добрались до Лондиниума. Мы можем поговорить позже. Теперь нам нужно двигаться.
Катон отдал приказ своим людям высвободить мешки с продовольствием и двигаться галопом. Когда колонна двинулась вперед по дороге, первый вражеский патруль поднялся на гребень позади них. Они натянули поводья при виде многочисленной римской колонны внизу и дождались прибытия своих подкреплений, прежде чем продолжить преследование. К тому времени вспомогательная конница уже выиграла преимущество в три километра. Катон был уверен, что его люди имеют лучших ездовых животных и смогут оставаться впереди врага достаточно долго, чтобы добраться до относительно безопасного Лондиниума. Затем он презрительно фыркнул от этой мысли. Город был далек от того, чтобы быть безопасным в каком-либо смысле теперь, когда он увидел размер приближающегося к нему вражеского войска. Даже несмотря на то, что Второй легион присоединит свои силы к силам, уже готовившимся защищать комплекс. Лондиниум придется сдать бриттам. Это означало, что он будет разграблен и сровнен с землей, а все жители, которым хватит глупости остаться, будут убиты.
Они поддерживали устойчивый темп, увеличивая его, когда враг приближался, и замедляясь до рыси, когда восстанавливали безопасное расстояние. Через километров пятнадцать, ближе к вечеру, повстанцы прекратили преследование, и когда их уже не было видно, Катон приказал колонне перейти на шаг на своих усталых лошадях. Путевой столб указывал, что они находятся в восьми километрах от Лондиниума, и, по его оценкам, они должны были достичь города к закату.
- Теперь мы должны быть в безопасности, - объявил он и увидел, как плечи Макрона с облегчением расслабились. - Как рана?
Разорванная ткань на плече центуриона была пропитана кровью, а его лицо выглядело бледным под грязью.
- Я буду жить, - устало ответил Макрон, откинув ткань и увидев, что это всего лишь неглубокая рана на теле. Он ухмыльнулся. - Боги должно быть улыбаются мне.
- Улыбаются? Мне кажется, что ты их любимец. Как, во имя Марса-воителя, тебе удалось сбежать из Камулодунума до его падения?
Улыбка внезапно сменилась испуганным взглядом. - Я не сбежал.
Пока они ехали, Макрон рассказал подробности своему другу. Он рассказал о нападении на оборону колонии и о том, как прекрасно ветераны и добровольцы, оставшиеся защищать свои дома, отразили первые атаки. Его рассказ стал более сбивчивым, когда он описал последнюю битву на строительной площадке, где возводился храм Клавдия.
- Я потерял мальчика, Парвия. - Он сглотнул, вспомнив огненный ад, из-за которого на раненых обрушилась частично достроенная крыша храма, где укрывались Парвий и собака Катона, Кассий. - У бедняжки не было ни единого шанса. - Он на мгновение замолчал, глядя вниз.
- Мне очень жаль, - сказал Катон. - Я знаю, что он был для тебя как сын.
- Да... он был. Мне придется рассказать Петронелле. Она чувствовала то же самое.
- Я знаю.
- Парвий был не единственным, кого мы потеряли. - Макрон поднял глаза. - Еще был Аполлоний.
- Аполлоний? - удивился Катон, хотя бы потому, что греческий шпион был исключительно искусным во владении оружием и обладал беспрецедентным инстинктом выживания. - Он остался с тобой до конца?
- Его конца, да. Говорю тебе, Катон, он был одним из самых храбрых людей, которых я когда-либо встречал. Он умер, спасая меня. Знаешь, я его много докучал. За те несколько лет, что мы находились рядом, я всегда относился к нему с подозрением и недоброжелательностью. В наши последние дни в Камулодунуме я наконец узнал его достаточно хорошо, чтобы назвать другом. Мне бы хотелось, чтобы это произошло задолго до этого.
- Его было нелегко понять, Макрон. Не вини себя за это.
- Возможно, но я все равно скорблю по нему. По нему и всем остальным, павшим в колонии.
Катон почувствовал, как между ними возникла тень, и приготовился услышать ответ на незаданный вопрос, который требовал ответа до того, как Макрон доложит наместнику.
- Как тебе удалось выжить, брат?
Макрон взглянул на него. - Были моменты, когда мне хотелось бы, чтобы мне это не удалось. На любого человека, который воскресает из мертвых, когда все его товарищи пали, неизбежно будут смотреть с подозрением. Всегда найдутся те, кто усомнится в том, что я говорю. Даже если бы все произошло именно так, как я говорю.
- Я не буду подвергать сомнению это, - ответил Катон. - Ты знаешь это.
- Я знаю.
- Так скажи мне, брат.