Восстание (ЛП)

Макрон был благодарен темноте, спеша по улице, держась на расстоянии от местных банд. Многие из них были пьяны, а некоторые дрались за добычу. Были и женщины, стремившиеся поделиться вином, украденным из гостиниц и складов. Он смотрел на них с жалостью. Они были бы все равно что мертвы, если бы гуляли таким образом, а не спасались из ловушки, которую расставили для них повстанцы. Если судить по обращению с пленниками, взятыми в Камулодунуме, в Лондиниуме произойдет кровавая бойня, столь же ужасающая, как любая сцена из разграбленного города, свидетелем которой он когда-либо был.

Добравшись до постоялого двора, он увидел по его силуэту, какой ущерб причинил пожар. Уничтожение «Собаки и Оленя» будет завершено, когда город будет поглощен морем огня после того, как повстанцы закончат резню его жителей и грабеж зданий, точно так же, как они разрушили Камулодунум. Все, что останется, – это еще одно обширное скопление почерневших руин и зловоние сожженных и разлагающихся тел.

Окна и двери, выходящие на улицу по обоим углам перекрестка, были закрыты, а когда он попробовал зайти через главный вход, он обнаружил, что он надежно заперт, поэтому он направился в переулок, где находился двор. Он постучал в ворота, и голос окликнул его.

- Кто здесь?

- Центурион Макрон. Впусти меня.

- Не знаю ни одного центуриона Макрона. Отвали.

- Послушай, друг. Моя мать владеет этим местом. Ее зовут Порция. Если ты меня не впустишь, и она узнает, то можешь быть уверен, что она съест твои яйца на завтрак. А теперь открой ворота, пока еще можешь, а?

Засов задребезжал, и ворота распахнулись настолько, что впустили Макрона, затем быстро закрылись за ним и снова оказались заперты. Он оказался перед темными фигурами четырех ауксиллариев с обнаженными мечами. Другой подошел к ним с поднятой масляной лампой, чтобы осмотреть гостя.

- Полегче, ребята. Я говорю правду.

- По твоему состоянию я бы сказал, что ты нищий. Центурион? Посмотрим на это. Тиферн, приведи одну из женщин и проверь, верна ли его история.

Макрон вздохнул и скрестил руки на груди, пока караульный входил в таверну. Прошло некоторое время, прежде чем дверь распахнулась, и через двор выбежала Петронелла. Она пробралась сквозь солдат и заключила его в крепкие объятия.

- Я знала, что ты еще жив! - всхлипнула она. - Я никогда не переставала в это верить! О, любовь моя ...

Макрон крепко держал ее, целуя в макушку и бормоча нежные ласковые слова. - Думаешь, я когда-нибудь оставлю тебя в покое, а? Давай, моя сладкая... Ну, прекрати же эти слезы.

Он посмотрел в сторону гостиницы.

- Где моя мама?

- Внутри.

- Она знает, что я здесь?

- Она слышала, что сказал солдат.

- Тогда что же удерживает старушку? Я уже готов к ее атаке.

Петронелла отстранилась и удержала его на расстоянии вытянутой руки. - Она в постели, Макрон. Напряжение прошлой ночи и ущерб, нанесенный гостинице, сильно ударили по ней.

- Она крепка, как старые калиги. Если бы что-нибудь осмелилось сильно ударить ее, оно бы в кратчайшие сроки скопытилось.

Его жена грустно улыбнулась.

- Возможно, когда-то. Годы были к ней добры, Макрон, но она уже не та. Она сказала, что сегодня утром у нее болело сердце. С течением дня стало еще хуже, и теперь ей трудно дышать.

- Отведи меня к ней.

Они вошли в таверну и поднялись по лестнице в комнату, которая лучше всего уцелела от пожара. Порция лежала на кровати, подпертая парой валиков. Клавдия сидела на табуретке сбоку и вытирала морщинистый лоб старушки влажной тряпкой. Комнату освещала пара масляных ламп, свисавших с подставки. Обе женщины подняли головы, когда вошли Макрон и Петронелла.

Клавдия тепло улыбнулась.

- Я так рада тебя видеть, Макрон. Мы думали, что ты... - Она спохватилась и продолжила. - Катон был прав, ты любимец богов.

- Мой мальчик... - Порция протянула слабую руку.

Макрон опустился на колени рядом с ней и взял ее за руку, потрясенный тем, насколько она была влажной. Хотя с тех пор, как он видел ее в последний раз, прошло всего несколько месяцев, казалось, она постарела на несколько лет. Ее глаза и щеки казались ввалившимися, а кожа приобрела восковой оттенок. Жесткий блеск ее глаз и аура, которые он всегда лицезрел, казалось, ушли. Она с усилием улыбнулась ему и протянула руку, чтобы погладить его по щеке.

- Как раз в тот момент, когда я была готова признать, что ты ушел, ты здесь, снова появляешься, как вошедшая в поговорку плохая монета... Хвала богам.

- Ты действительно думала, что я не вернусь в Лондиниум и не проверю, как ты позаботилась о моих инвестициях? - Макрон улыбнулся. - А я был прав, что беспокоился, судя по состоянию таверны.

Его попытка мягко пошутить провалилась, когда на ее лице появилось болезненное выражение.

- Последние годы своей жизни я посвятила «Собаке и Оленю». Я хотела оставить тебе что-то ценное после всех неприятностей, которые причинила тебе, когда ты был ребенком.

- Шшш. Это было давно, мама. Тебе нечего мне доказывать.

- Я не была хорошей матерью...