Восстание Маликании

Его стройная не лишенная мышц фигура величественно красовалась на стеклянной веранде, обставленной парой декоративных фонтанов и укутанной красивыми цветами. Оранжевый, удлиненный в спине кардиган из тончайшей, нежной ткани свободно прилегал к телу, слегка покачиваясь от свежего ветра. За черно-матовой кожей скрывалось сердце горячего и сладострастного любовника, величайшего патриота Муликании, но в тоже время черствое, лишенное любого сожаления к остальным народам, особенно, врагам. Торс императора был рельефен, передняя часть туловища являлась полностью матово-черной, а спина цвета глубокого солнечного заката. Два черных пятна образовывали вокруг его глаз неровный ромб и обратный полумесяц. Ни у кого из муликанцев за всю историю не было столь чудных пятен, что лишь добавляло их императору значимости.

Первые Муликанцы обладали красно-зеленым пятнами, но вскоре появились и такие, чьи пятна стали черно-оранжевыми, что говорило о связях их предков с маликанцами. Об этом знали многие из муликанцев, но все молчали, ибо сказать об этом вслух, означало обвинение отца-основателя в связях с маликанской женщиной, а ее детей никем иным, как отпросками маликанки. Подобных муликанцев было предостаточно, и все упоминания о порочащих связях были стерты или запрещены. Отныне муликанцы могли носить черно-оранжевые, или же красно-зеленые индивидуальные пятна.

Целая свита подданных стояла рядом с императором, довольно поддакивая, и упиваясь жестокостью казни. Лишь один муликанец молчал, отводя глаза от пузырившейся плоти.

— Что такое, брат мой? — спросил его император, с ухмылкой глядя в глаза.

Император Вартѐл был младшим отпрыском, но, тем не менее, бремя власти досталось ему. Старшего сына считали недостойным править Муликанией и терпели его лишь из-за крови отца основателя в жилах, а также мощи, глубин которой не знал никто. Энера̀йз Муликан, его оранжевое грубое лицо разделяла черная полоса, которая шла до середины груди, где впадала в черную сферу, четко выделяющуюся на фоне остальных пятен. Черная накидка, напоминающая видоизмененную тунику из толстой ткани, плотно сидела в руках. Поверх мешковатых штанов брат императора предпочитал носить тяжелые берцы с ремешками вместо шнурков или замков. Два родных по крови сына отца основателя отличались, как день и ночь. Младший представлял собой смесь развращающего всевластия и чувства собственной божественности, решая кому жить, а кому умереть. Старший же отличался холодным взглядом и суровым, часто угрюмым, выражением лица. У него было все, чтобы стать великим императором Муликании, начиная от внешнего вида, силы, и заканчивая глубокой мудростью, но его неприкрытая жалость к маликанцам и желание дать им хотя бы какие-то права, стали настоящей стеной на пути к правлению.

— Напомни, за что мы так жестоко казнили этих маликанцев? — поинтересовался Энера̀йз, абсолютно не страшась сказанного.

— Ты хотел сказать рабов? — поправил его император, пытаясь заставить брата страшиться его гневного взгляда.

— А разве маликанцы и рабы это не одно и то же? — выкрутился Энерайз, стараясь сохранять невозмутимое лицо.

Вартел согласно улыбнулся, но по-прежнему не оставил попыток вывести брата из себя проверенными способами.

— Верно, — подтвердил император. — Эти слова давно синонимы, но все же, не стоит лишний раз напоминать рабам, что когда они были народом, — Вартел запустил свою ладонь под красное шелковое платье стоящей рядом рабыни, начав поглаживать ее ягодицы. Энерайз отвлекся на руку брата, и тот с улыбкой заметил это, ожидая именно такой реакции.

— Она тебе нравится? — спросил он. — Хочешь ее? Только скажи, и эта куколка твоя. Можешь взять ее прямо здесь, никто и слова не скажет. Ну же, брат, ты всегда отказывал себе в этом удовольствии. Только посмотри на нее, — Вартел начал водить свободной ладонью по шее красавицы, украдкой поглядывая на Энерайза, по-прежнему сохраняющего невозмутимость, хоть внутри него уже давно закипал гнев.

Отверженный наследник нашел в себе силы улыбнуться, что стало невидимым плевком в сторону императора и его попыток вывести из себя своего старшего брата.

— Спасибо за предложение, дорогой брат, но я вынужден отказаться. Кроме того, ты так и не ответил на мой вопрос. В чем причина такой показательной казни?

— Все-то тебе нужно знать, — Вартел убрал руку с ягодиц девушки и отвернулся в сторону огромной площади, смотря на заполненную лавой камеру. — Они много болтали, — голос императора стал подобен ледяной ярости, пронизывающей своим холодом с каждой звуковой вибрацией. — Вещи должны молчать, а не произносить слово «восстание».

Император вновь обратил свой взор к брату и увидел не скрываемое удивление на его лице. Не смущаясь рабынь маликанок подле себя, Вартел продолжил свой монолог.