Восстание Персеполиса

- Извините, - сказала Драммер. - Не выспалась. Вон? Не могли бы вы принести мне чаю?

- Да, мэм, - сказал Вон. - И еще, Паллада.

- Спасибо, - сказала она неискренне.

Она совместила время стратегического обновления, и визит Лаффлина в своем расписании нарочно. Неумолимый полет Бури в сторону Солнца должен был достигнуть ближайшей к станции Паллада точки, в течение часа. Эвакуация уже была завершена, или была настолько близка к завершению, насколько это было возможно. Всегда мог найтись какой-нибудь старый добытчик руды с оружием и собственным мировоззрением, который остался бы просто из-за упрямства и ярости. Это все-равно не помогло бы. Один из самых старых домов человечества в Поясе будет уничтожен, прежде чем она снова отправится спать, или не будет, если адмирал Трехо сочтет нужным явить свою милость. Она была практически уверена, что этого не произойдет. Но так она хотя бы могла встретить ужасную, предначертанную трагедию, твердо впечатав в сознание сведения о всех уязвимых точках Бури. Так у нее была хоть какая-то надежда на возмездие.

В невозможности уклониться было определенное спокойствие. Конечно, еще были стелс-корабли, и торпеды дальнего действия. Плащ и кинжал, исчезнувшие в безбрежности между мирами. Это работало для их кораблей, там и тут. Для маленьких, быстрых и тайных кораблей. Но в этом масштабе - когда полем боя становилась сама бездна - все знали с большей или меньшей вероятностью, где находятся остальные. Факелы приводов и тепловые сигнатуры объявляли об их присуствии. Жесткие законы орбитальных механик и времени, предсказуемо помещали каждую базу, каждую планету, каждого человека перед их персональной расстрельной командой. В ситуациях, подобных этой, то, что они могли видеть, как приближается смерть, уже не имело значения. Смерть все-равно приближалась.

- Вы ... - сказал Лаффлин. - Мы можем продолжить уже после. Если пожелаете.

Драммер не желала. Она вообще не хотела смотреть, как это произойдет. И не хотела надеяться, что Паллада может выжить. Но она была президентом союза, и свидетельствовать - было частью ее обязанностей. Она задавалась вопросом, где сейчас Авасарала, и собирается ли старушка тоже смотреть на это.

- Да, - сказала Драммер. - Пусть будет так.

Лаффлин кивнул, встал из-за стола, и вышел из зала заседаний. Драммер встала, потянулась, и переключила дисплей на аналитику тактической службы. Изображение не было реальным. Это была совокупность визуальной телескопии, и внутренних данных с Паллады, совмещенных вместе, в лучшей попытке угадать состояние, устаревшее на пять минут, из-за световой задержки, с которой информация достигала ее. Без Тихо, пристыкованной к Палладе, она выглядела... Спокойной? Пока еще. Обводы базовых структур не двигались на фоне звездного поля. Паллада была старой. К тому времени, как они научились раскручивать астероидные станции, Паллада была в этом бизнесе уже более поколения. И погибнет она, не изменившись. Таймер обратного отсчета показывал минуты до подхода Бури на близкое расстояние. Семь минут и тридцать три секунды.

Дверь снова отъехала, открываясь, и в комнату вошел Вон, с питьевыми грушами в каждой руке. Запах чая долетел до нее секундой спустя. Без слов, он протянул одну ей. Груша согрела ладонь, а чай был крепким и сладким.

- Тяжелый день, - сказал Вон. Это было странно. Она не могла сказать, что Вон ей нравится, или не нравится, но она полагалась на него. И теперь, в этот болезненный час, этот политический оперативник с каменным лицом, был рядом с ней вместо Сабы. Вселенная была хитрой, и ее чувство юмора было с зубами.

- Тяжелый день, - согласилась Драммер.

На дисплее Буря медленно продвигалась по направлению к солнцу. Станция Паллада находилась по правому борту корабля, и слишком далеко, чтобы увидеть ее невооруженным глазом. Адмирал Трехо тоже будет смотреть это шоу на своем экране. Смерть Паллады станет одним из самых наблюдаемых событий в истории. Пять минут и пятнадцать секунд. В системе координат Паллады, это означало "сейчас".

Она сделала еще один глоток чая, почувствовав горячую воду на своем языке, и на внутренней поверхности рта. Броуновское движение сделало глоток похожим на искры на мягкой плоти ее нёба, возбуждавшие отдельные вкусовые рецепторы. Молекулы сахара прикреплялись к участкам, в которых происходил контакт, и нервы проносили ощущения от плоти ее языка, возвращаясь к ее телу, как будто она отхлебнула дважды, один раз жидкость, а другой раз электрический огонь. Чувство головокружения омыло ее.

Она попыталась опустить грушу, но поверхность стола была далекой, видимой, но через рассеянное облако, которым стал воздух - атомы и молекулы отскакивали друг от друга, ударяясь и вращаясь, и ударяясь снова. Плотнее пассажиров на станции трубы.